Познавшие истину

Посвящается моей маме Гороховой Валентины Михайловне.

«И познаете истину, и истина сделает вас свободными».

Эта цитата из Евангелия от Иоанна, написанная на панно в холе штаб-квартиры ЦРУ 1 США в Ленгли, может быть девизом всех разведслужб мира.

Май 1963 года

Автономное плавание или проще автономка – это боевой поход корабля для «обеспечения обороноспособности страны». Во всяком случае, так это мероприятие называл замполит капитан третьего ранга Судаков, которому на лодке шутники заменили первую букву в фамилии на «М». Эти остряки и автономку

За время великого сидения, подводная лодка крадётся в заданный район и производит блокаду порта, либо торпедную атаку на корабли противника – это на войне, а в мирное время всё делается условно. Однако, морская пучина вещь реальная, и опасность в ней таится настоящая, потому, капитан проводит бесконечные тренировки по борьбе за живучесть корабля, добиваясь, что бы самый последний матрос довёл свои действия до автоматизма. В море трудятся все, от капитана до трюмного матроса. Работа эта именуется – вахта. Есть в экипаже люди, которые вахту не несут, потому их зовут «пассажирами». На подводной лодке таких двое или трое: заместитель корабля по политической части, начальник медицинской службы и особист КГБ. Впрочем, во время тревог у них есть свои обязанности. За «отлынивание» от вахты, экипаж на них не в претензии, если они сидят без дела, значит, всё на лодке хорошо.

В этой автономке, на лодке проекта 629,(лодки этого типа в НАТО квалифицируются как «гольф», а наши подводники за тесноту прозвали – «сарай»), было ещё два пассажира, причём, настоящих. Однако, обо всём по порядку: по неписаному правилу, из базы лодки уходят в автономку ночью. Перед тем как отвалить от пирса, командир К-107 капитан первого ранга Краснов, неожиданно получил приказ отправить особиста лейтенанта Силуянова в штаб дивизии. Вскоре, тот на штабном ГАЗике вернулся с двумя пассажирами, и подал Краснову пакет. Прочитав приказ, капитан велел курившей на палубе команде, спуститься вниз. Затем, Силуянов проводил пассажиров в каюту, а двое матросов затащили в лодку их багаж – ящик обитый кожей. На голове у одного из пассажиров был чёрный балахон, с прорезями для глаз. Среди команды сразу начались разговоры: кто это такой? Оба пассажира сидели безвылазно в своей каюте, они даже ели там, и не ходили в кают-компанию.

Согласно международному морскому праву, в мирное время все проливы субмарины проходят в надводном положении. К-107 вошла в Гибралтарский пролив в полночь. Красивое это зрелище проход подводной лодки по проливу ночью! Отливают в лунном свете изумрудные буруны по носу лодки, блестят волны, расходящиеся в косую, по бортам. Таинственные пассажиры не отказали себе в удовольствии подышать свежим воздухом. Тот, кто был в балахоне, провёл пальцем по мокрой резиновой обшивке рубки, и микроскопический планктон, налипший на ней, при свете луны, высветил полосу. Незнакомец нарисовал восклицательный и вопросительный знаки на рубке, и посмотрел на стоящего рядом мичмана Колю Иванова. Потом тот клятвенно уверял, что пасажир улыбался под своим балахоном.

Двадцать первого мая капитанская вахта была с полуночи до четырёх часов утра. Если капитану не взбредёт в голову объявить тревогу и начать учения по борьбе за живучесть корабля, то можно сказать, что автономка идёт спокойно. Впрочем, не прошло и половины похода, и потому ученья проводятся не часто. Их будет много ближе к концу автономки, именно тогда у экипажа сказывается усталость от плавания, и люди более халатно относятся к своим обязанностям. Не случайно восемьдесят процентов аварий на подводных лодках случается при возвращении домой. Но сейчас прошло лишь треть автономки, и вряд ли Краснов объявит тревогу. Правда настораживает тот факт, что штурман капитан-лейтенант Усачёв сменившись с вахты, спать не пошёл, а в остальном, всё идёт обычным порядком – капитан сидит на своём месте, грызёт галету. К нему подошёл штурман.

– Товарищ командир, через полчаса будем в заданном районе, – доложил он.

– Вахтенный офицер, особиста на ГКП 2 , – продолжая грызть сухарь, дал команду Краснов.

Вахтенный – командир БЧ-5 инженер-химик Толик Афанасьев метнулся к переговорному устройству «Нерпа». Тут же на ГКП пришёл Силуянов.

– Скажи своим гостям, что через полчаса будем в точке, – сказал ему Краснов.

Силуянов ушёл и вернулся с пасажирами.

– Товарищ командир, находимся в заданной точке, – доложил Усачёв.

– Акустик, горизонт? – запросил по переговорному устройству Краснов.

– Горизонт чист, – доложил акустик, это значит что на сотню морских миль на поверхности, да и под водой, не прослушиваются шумы корабельных винтов.

– Всплыли на перископную глубину, – доложил вахтенный инженер-механик.

– Поднять перископ, – дал команду Краснов.

Из шахты медленно поползла вверх труба перископа. Краснов приник к окуляру.

– Чисто, – сказал он, складывая ручки перископа. Обернулся к боцману, лысому и морщинистому как черепаха, мичману Семенову: – Старый, всплываем.

– Есть, – ответил,тот и задвигал рулями.

Когда лодка оказалась на поверхности, и отдраили люк, на палубу вышли Краснов, особист и два пассажира. Один как всегда был в своём балахоне. Матросы принесли кожаный ящик, там оказалась резиновая лодка, вёсла и насос. Матросы, накачав лодку, спустили её на воду, и в неё сел пассажир в балахоне.

– Берег в той стороне, – сказал Краснов, – до него десять миль.

– Счастливо добраться, – махнул рукой другой пассажир.

Человек в балахоне сел в лодку, помахал рукой, при этом он не проронил ни слова, (никто в команде так и не слышал его голоса). Особист, пассажир и капитан стояли на палубе, смотрели на удаляющуюся резиновую лодку, потом спустились вниз, и субмарина стала погружаться. Спустя несколько минут на месте, где она была, волны расходились кругами. Серебряный диск луны на светлеющем небе, спокойная гладь моря и резиновая лодка, а кругом тишина. Человек снял с головы балахон и швырнул его в море.

– Вот и всё что осталось от Мухтара Хусаинова, – сказал он, глядя как тонет его балахон. Он вздохнул, тихо сказав: – Прости мама, не знаю, свидимся ли.

Взялся за вёсла и погрёб в сторону берега.

***

Есть во Франции неподалёку от границы с Италией, небольшой городок Ментон. Тихий, уютный городишко в сорока километрах от всемирно известного курорта Ницца. Здесь почти нет туристов, хотя Ментон расположен в уникальном месте – с севера от холодных ветров он закрыт приморскими Альпами, по этой причине климат здесь очень мягкий. Ментон буквально утопает в цитрусовых. В городе полно апельсиновых и мандариновых деревьев. Насыщенный йодом морской воздух очень полезен для больных туберкулёзом. В XIX веке, когда туберкулёз был бичом бедных и богатых, сюда приезжали больные из Англии, России и Германии. Здесь они вылечивались, а тем, кому не повезло, умирали. На городском кладбище Ментона полно могил известных аристократических фамилий. Морской берег в окрестностях Ментона – сплошной песчаный пляж. Вот туда-то и причалил человек на резиновой лодке, оставив её, он пошёл в город.

Ришар Лоранс любил свою работу, нравился ему запах свежеиспечённого хлеба. Вынимая багеты из печи, и глядя на их золотистые корочки, он неизменно приговаривал:

– Ах, вы мой полоски-жердочки! 3

Раскладывая у себя в патиссери-бланжери 4 на прилавке свежевыпеченные багеты, круассан и хлеб с орехами Ришар частенько вздыхал:

– Какая красота! Готовый натюрморт! Для чего нужно было Марселю уезжать в Париж?! Рисуй здесь свежевыпеченный хлеб, рассвет на море, цветы в садах Ментона. Нет, не захотел! Вместо этого, малюет грязные переулки Парижа, и живёт впроголодь, потому что картины его никто не покупает. Эх, молодёжь!