Позолоченная луна
Шрифт:
– Корреспондент, веду расследование. – Он вытянул шею в ее сторону, казалось, чего-то ожидая.
– О, дайте я угадаю. Вы из Herald. Или из Harper’s.
Он повернулся на скамье, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Из New York Times.
– А… Очень впечатляет. И это ваше первое большое расследование?
Он моргнул.
– Как вы догадались?
Она рассмеялась.
– Да на вас это написано – на лице, в глазах.
Он слегка сник.
– Я обещал себе, что буду вести себя сдержанно, словно бывалый писака.
– Напротив, я думаю, что все должны любить свое дело, как вы. И куда же вас направили?
Он помедлил.
– Надеюсь, я могу доверять вам, мисс…
Это было откровеннее, чем допускали правила хорошего тона в Нью-Йорке, но они, в конце концов, тоже находились не в светской гостиной. И он действительно нравился Керри.
– МакГрегор.
– Меня отправили, – он оглянулся по сторонам, – в Эшвилл.
– Господи. Что же там, в Эшвилле, может быть гламурного – или дьявольского, – чтобы это вызвало интерес New York Times?
– Можно сказать, в основном люди. Люди с их тайнами, которые они хотели бы скрыть.
– Ну, мистер Беркович, разве не у всех нас есть подобные тайны?
– Конечно же. Но у нас с вами – это наши собственные странности или же недоразумения. А те секреты, о которых говорю я, стоили целую кучу денег и множество человеческих жизней. – Он наклонился к ней. – И теперь… Теперь мы получили новую информацию, чтобы продолжить расследование. Можно сказать, внезапная атака. Главный виновник, который считает, что ему удалось выйти сухим из воды, будет захвачен врасплох. И теперь истина наконец восторжествует.
– Как драматично. И как же вы думаете добраться до истины?
Он дотронулся до ручки и блокнота.
– Я умею задавать вопросы. И наблюдать.
– Господи, – раздался рядом с репортером голос Ремы. – Наблюдать. Ну точно, как наша Керри.
Керри покачала головой в ответ на реплику тетушки. Но Рема, не переставая стучать спицами в такт движению поезда, лишь однажды обернулась на нее и продолжала:
– Господи, да она всегда замечала все самые мелкие детали. И выясняла, что за ними кроется. Эти ее заметочки, так мы это называли. У нее прямо дар, вот что.
– Это правда?
– Ну уж не дар, – сказала Керри более резко, чем собиралась.
Она-то знала, что такое этот ее «не-дар»: просто хороший навык. Ее способ борьбы за выживание. За то, чтобы защитить близнецов. Всего лишь отточенное искусство обращать внимание на такие мелочи, как взгляды, интонации и ритм шагов.
Журналист понимающе кивнул ей.
– А что вы замечаете теперь?
– Только
– Например?
Взгляд Керри скользнул по вагону, через проход, по скамейке, которой касались вытянутые ноги Талли. Там, слегка отвернувшись, сидел темноволосый мужчина – тот самый, в твидовой кепке, который бежал за мальчиком по перрону, – как бы защищая нависающим телом спящего на левом боку ребенка. В сгибе его правой руки лежал рулон бумаги. Почувствовав их взгляды, он посмотрел в сторону Керри и репортера – и сразу же быстро отвернулся. Его левая рука опустилась на грудь мальчика, как будто его успокаивал сам факт, что ребенок дышит.
– Ну, например… – Керри наклонилась поближе и понизила голос. – Вот почему у этого пассажира такая бледная кожа на шее сзади и над верхней губой? Все остальное у него загорелое, почти до черноты. Должно быть, он недавно постриг волосы и сбрил усы. Костюм на нем почти новый, но при этом плечевые швы практически трещат, а рукава не закрывают запястья, как будто бы он носит одежду другого, более низкого и щуплого человека.
– Ого, – приподнял бровь репортер. После чего игривым жестом вытащил свой блокнот и прошептал: – Теперь, мисс МакГрегор, вопрос – зачем?
Словно чувствуя неладное, мужчина снова вскинул на них через проход подозрительный, опасливый взгляд.
Сонно приподняв голову, Талли села на скамье и тоже посмотрела на мужчину.
– Керри, это же наш друг. Он показал нам с Джарси такой красивый рисунок дома мистера Вандербильта как раз перед тем, как ты села в Нью-Йорке в поезд.
Человек побледнел. Он явно не хотел, чтобы об этом узнали остальные.
Керри протянула ему руку – хорошие манеры забывать нельзя.
– Керри МакГрегор.
Он протянул свою, и рукопожатие состоялось.
– Марко Бергамини, – представился он. – Его губы выговаривали слова очень отчетливо, старательно произнося все звуки – несколько странная манера произносить собственное имя. – А это, – указал он на спящего ребенка примерно лет восьми, – Карло. Мой брат.
И снова эта нарочитая аккуратность в произношении имени. И имя мальчика было другим, не тем, что этот человек выкрикнул там, на перроне.
Склонив голову набок, Керри улыбнулась.
– Новое место – новые имена?
Тетя Рема повернулась к ней и слегка округлила глаза.
– Иногда бывает, что дар может обернуться здоровенной занозой в ослиной заднице…
Да нет, хотела возразить Керри. Никакой это не дар.
Вот ее бедная мама всегда лежит в постели, зачастую в таком горе, что не может пошевелиться, рожая одного за другим младенцев не крупнее кукол из кукурузных початков и таких же неживых. И отец – совсем неплохой человек, когда трезвый. Но настолько другой, когда пьян.