Позолоченное великолепие
Шрифт:
Томас вселился в дом одной из сестер Гаррисона, которая была замужем за садовником имения. Это была пара средних лет с взрослыми сыновьями, покинувшими родительское гнездо, и им пришлось по душе, что в их доме снова будет жить мальчик. Позже выяснилось, что Томас самый младший среди многочисленных работников, отданных в подчинение Гаррисону. Плотницкая мастерская находилась позади конюшен и состояла из нескольких маленьких комнат, где стояли верстаки и токарные станки. Все было ему хорошо знакомо, те же едкие запахи дерева, клея и сальных свечей вперемежку с дымом, когда разводился огонь. Ряды рубанков всяких форм и размеров лежали на полках над дверями и, как и в мастерской в Отли, оштукатуренные стены пестрели стеллажами для инструментов, на отдельных полках лежали горы свечей, щипцы для снятия нагара с свечей, старые песочные часы, горшки, набитые всякой всячиной,
Гаррисон оказался строгим мастером. Он предъявлял высокие требования к себе и ожидал того же самого от тех, кто работал на него. Сначала Томас расстроился, увидев, что ему приходится начинать с нуля, будто он никогда в жизни не держал в руках стамеску или рубанок, однако некоторое время спустя мальчик понял, чем отличаются нынешние наставления от тех, какие ему давал отец. Тот был всего лишь хорошим обычным плотником, но не искусным мастером, равным Гаррисону. Томас перестроил свои взгляды и со временем с таким же рвением, как и его мастер, стал относиться к совершенству самого незначительного стыка или «ласточкина хвоста».
Пока чередой шли годы, дремавший в Томасе гений, который Гаррисон распознал в зародыше, начал проявляться в ходе умелого обучения. Казалось, будто все навыки предков Чиппендейла воплотились в нем, обрели концентрированную силу и лишь ждали настоящего учителя, который даст им выход. Гаррисон не хвалил его. Он все время критиковал и находил недостатки, чтобы обуздать в нем соблазн легко возгордиться собой, что могло лишь помешать его неуклонному росту мастерства. Томас научился соблюдать дисциплину даже тогда, когда ему в имении поручали самую простую работу, такую, как чинить заборы или клетку для кур. Однажды ему велели сделать новое корыто для поросят. Он почувствовал, что в нем развиваются способности владеть деревом по мере обретения физических сил. Стремясь выделиться в своем искусстве, от которого никогда не отрекался, мальчик начал представлять, какие богатства и успехи ждут его в будущем, если он сумеет воспользоваться своим умом и способностями. Словно подтверждая особые умения Томаса, на шестом году обучения Гаррисон отдал ему предпочтение среди старших и более опытных работников и поручил сделать мебель для кукольного дома для леди Уин. Хотя об этом не говорилось ни слова, Томас догадался, что мастер очень доволен теми образцами столов и кресел, который он недавно изготовил по чертежам самого Гаррисона.
Томас с радостью взялся за грандиозную задачу обставить кукольный дом. Эта работа потребует сотни часов работы и станет проверкой терпения и самодисциплины. Каждое крохотное соединение придется вырезать с предельной точностью, резьбу каждого столбика кроватей и кресел придется аккуратно скопировать, балюстрады лестницы, каминные полки, рамы картин и зеркал должны быть соразмерны со всем остальным. Это была труднейшая задача. Если он справится, то ко времени окончания работы докажет, что для него нет невозможного ни в мире тончайшего плотничьего дела, ни в искусстве краснодеревщика.
Предполагалось, что Джеймса Пейна, архитектора, отвечавшего за строительство нового особняка, попросят начертить кукольный дом, что он и сделал в духе архитектурного образца. Дом аккуратно располагался на подставке, его высота и ширина достигали пять дюймов, холл находился на нижнем этаже, к нему примыкали столовая и кухня. На двух верхних этажах должны были расположиться гостиная, две передние и три спальни, одна из них — роскошная спальня, какие положено иметь в больших домах. Когда Томас приступил к сооружению кукольного дома в соответствии с чертежом, Джеймс заглянул в плотницкую мастерскую, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Точно так же он ежедневно следил за тем, что делалось на соседней строительной площадке. Действительно, кукольный дом имел тот же фронтон крыши, что и новый особняк Ностелла, украшенный картушем с фамильным гербом.
Во время этих посещений между Джеймсом и Томасом, бывшими почти одногодками, завязалась дружба. Джеймс любил говорить об архитектуре, а Томас, которого эта тема очень интересовала, поскольку имела отношение к его работе, узнал многое о пропорциях, стиле, конструкции, о чем почти ничего не ведал. Иногда они встречались за кружкой пива в местной таверне, и Джеймс подробно рассказал о Уильяме Кенте, первом архитекторе, создавшем чертежи мебели, соответствовавшие комнатам, которые сам проектировал, — это была совершенно новая идея, повсюду вызывавшая интерес. Кент, посвятивший себя грандиозной архитектуре, создавал крупные и внушительные предметы мебели, богато позолоченные и украшенные женскими головками, резными складками тканей, обилием гребешков, дубовыми листьями и желудями. Затем, будто этого было недостаточно, он покрывал все акантом, местами добавляя на всякий случай русалок с вьющимися хвостами. Джеймс, видевший работы Кента во многих домах, объяснил, сколь удачно такая мебель подчеркивала огромные симметричные комнаты, что стало правилом, особенно для тех помещений, длина которых достигала шестидесяти футов, а высота и ширина — тридцати. Он часто тут же наглядно пояснял завороженному слушателю свою мысль набросками. Джеймс также давал Томасу книги по архитектуре, которыми тот зачитывался за полночь при свете сальной свечи. Его знания расширились до новых горизонтов.
Пока Томас ехал от самого Ностелла до Отли на телеге, кукольный дом не выходил у него из головы. Если бы он трудился обычный рабочий день, изготовляя для него мебель, то завершил бы дом не раньше, чем возвели бы новый особняк. Но он целиком отдался этой работе, часто приходил в мастерскую за два часа или еще раньше других работников. В шесть часов утра Томас зевал, глаза слезились, но он продолжал работать еще долго после того, как все разошлись по домам. Ему пришлось оторваться от этой работы, чтобы сделать переносное кресло для Изабеллы Вудли, что задержало его, но, как только будет изготовлен последний предмет, он тут же уедет. Его соблазнительно манило будущее.
В Бароугейте возчик натянул поводья и с надеждой остановился у «Герба плотника». Томас спрыгнул с телеги, забрал кожаную сумку со своими пожитками и, благодарно улыбнувшись, бросил возчику денег на кружку пива, которые тот ловко поймал. Вскоре Томас пересек мощеную улицу и вошел в коттедж, служивший ему когда-то домом.
Глава 3
— Ой! Томас, как я рада тебя видеть!
Он вытерпел объятия мачехи, пышной, миловидной женщины, у которой ребенок постоянно был либо на руках, либо на подходе. В этом случае его будущий единокровный брат или сестра бодал его в живот, пока ее теплые большие руки обхватили его за шею, а губы запечатлели на его щеке крепкий поцелуй.
— Спасибо, мачеха. — Он высвободился из ее объятий. Хотя мальчишеская обида против нее уже давно прошла, он не мог демонстрировать притворные чувства в ответ на обращенную к нему искреннюю любовь. По природе она была любящей женщиной, не чаявшей души в муже и новых отпрысках, будто каждый день, проведенный в качестве жены и матери, был для нее чудом. Поэтому мачеха понравилась Томасу, он был благодарен ей за то, что она создавала отцу уют.
— Тебе ведь хочется немедленно увидеть своего папочку, — сказала она, не прекращая заниматься домашними делами. Мачеха начала прогонять ползавшего малыша, затем другого, только недавно начавшего ходить, и всех других, собравшихся вокруг них. Но Томас никогда не приходил с пустыми руками, он наклонился, достал из кармана засахаренные фрукты и начал раздавать их по кругу. Маленькие щечки надулись от приятного лакомства, из ртов потекли слюни и, когда наполовину съеденный кусок случайно падал на пол, крохотные пальчики тут же поднимали его и снова заталкивали в рот. Приезды Томаса всегда становились приятным событием для малышей.
Джон был в мастерской и следил за работой, которую для него делал разъезжавший плотник, которого он нанял, пока выздоравливал. Он сильно не пострадал, но работать было неудобно. Сломанная рука была закована в шинах и подвязана, а льняные повязки на пробитой голове делали его похожим на пудинг, который вот-вот опустят в горшок. Он радостно встретил сына, как всегда, был доволен, что тот приехал, но вскоре после обмена новостями начал горевать по поводу того, что с ним произошло. Подобно большинству здоровых людей, временно потерявших способность трудиться, Джон страшно жалел себя и раздражался своей беспомощностью. К следующему дню уважение Томаса к мачехе значительно возросло, ибо та обладала ангельским терпением, всегда пребывала в хорошем настроении и раздражительность мужа не выводила ее из себя. Хлопоты по дому нисколько не отвлекали ее от важного дела — ухаживать за мужем, играть с детьми, и хотя в коттедже никогда не было ни порядка, ни чистоты, но стол не пустовал, она всегда потчевала любимых чад, включая Томаса, обильной едой.