Позови меня
Шрифт:
— А тебе не вредно путешествовать?
— Разве это сейчас так важно? — ответил Элвин, улыбаясь одной из своих загадочных улыбок.
— Для меня важно! — воскликнула Марина. — Элвин, ведь мне будет так тебя не хватать! Ужасно, если я останусь здесь без тебя! — Помолчав, она добавила: — Пока ты не появился, я еще могла выдерживать здешнюю жизнь, хотя иногда оставалась единственным здоровым человеком во всем санатории. Но теперь, когда мы так много пробыли вместе, я просто не представляю, чем смогу заполнить дни без наших с тобой
— Но я ведь уже говорил тебе, что мы никогда не бываем одни, — ответил Элвин. — И когда ты сидишь в парке или на скамейке в соснах, где мы с тобой впервые встретились, представь себе, что я рядом, потому что я и в самом деле всегда рядом. Я буду думать о тебе, и все, чем я смогу помочь и поддержать тебя, о чем бы ты ни попросила, дойдет до тебя из Америки или из любой другой части этого или иного света, где бы я в тот момент ни находился.
— Ты и в самом деле думаешь, что с помощью мыслей можешь общаться с людьми?
— Я совершенно в этом уверен. Мысль — это самый мощный инструмент общения. Мысль движется быстрее, чем что-либо изобретенное человеком, и она может дать нам все, что мы пожелаем, если мы очень сильно этого захотим.
— Я буду думать о тебе, — пообещала Марина.
— Ты только верь, что я рядом с тобой, — повторил он, — и я буду!
Но когда он действительно уехал и его домик, в котором они так часто бывали вместе, опустел, сделать это было не так-то просто.
Марина послушно думала о нем, сидя в парке или на той скамейке в соснах, к которой она приходила иногда по два раза в день.
А через две недели, когда ее матери стало совсем плохо и стало ясно, что конец близок, Марина уже не могла думать ни о чем другом. Ее отчаяние, слезы, которые она проливала каждую ночь, долгое и одинокое путешествие домой, пустой дом, куда ей пришлось возвратиться, — все это сделало просто невозможным мысленное общение с Элвином, на которое она раньше возлагала такие надежды.
Но письма от него были ей просто необходимы, и она нетерпеливо ждала почты и бывала разочарована, если от него долго ничего не было.
Он написал ей первое письмо еще в санатории, и она получила его сразу же после отъезда Элвина.
Письмо было не очень длинное, потому что ему было трудно писать, а она знала — он собирал свои последние силы для долгого путешествия домой.
Он благодарил ее за дружбу, которая так много для него значила, за то счастье, которое им пришлось испытать вместе, и заканчивал словами:
«Не забывай, что я буду всегда думать о тебе, Марина, что я рядом с тобой, и если ты захочешь — тебе достаточно позвать меня, и я тотчас явлюсь к тебе. Может быть, я вернусь в санаторий, если мама отпустит меня, и мы опять будем вместе. Ты для меня значила гораздо больше, чем я могу выразить словами. Господь благослови и храни тебя».
Следующее письмо было совсем коротким — несколько строк, неразборчиво нацарапанных на ходу поезда. Затем
Он писал Марине, что мать страшно обрадовалась ему и что сам он счастлив доставить ей радость своим присутствием.
Письма Элвина придавали ей мужества, хотя каждый день жизни в пустом доме в Лондоне усиливал ее чувство беспомощности и одиночества.
Чтобы отвлечься, Марина занялась уборкой дома — он казался ей таким грязным и запущенным после отъезда жильцов. Она была даже рада, что мама уже не увидит, в каком плачевном состоянии находятся вещи, которыми она так дорожила, во что превратились за год занавески, ковры и диванные подушки.
Марина начала уже подумывать, не пригласить ли ей квартирантку, чтобы не было так одиноко. Вполне можно сдать мамину спальню и даже гостиную. А может, взять даже двух жильцов, а она спала бы в кабинетике позади гостиной?
Каждый раз, выписывая чек на квартирную плату или на еду и видя, как мало денег остается на ее счете в банке, она понимала, что мешкать уже нельзя — необходимо что-то срочно предпринимать.
Сэр Джон взял с нее две гинеи, и, выкладывая на стол золотые соверены, Марина подумала, не слишком ли это высокая цена за то, что он ей сейчас сообщил?
Но когда она пришла домой, то вдруг осознала, что теперь разом решились все ее проблемы. Не нужно уже искать работу, сдавать комнаты и жить бок о бок с незнакомыми людьми: оставшихся в банке денег вполне хватит на те три недели, которые ей остались.
И опять мысль о страшном диагнозе вызвала у нее дрожь во всем теле.
«Элвин, наверное, презирал бы меня за этот страх, — подумала она, — но ведь мне страшно! Да, да — страшно! Я не хочу умирать! Не хочу открывать для себя никаких потусторонних миров! Я хочу жить здесь, на земле!»
Марина решительно взяла в руки шляпу и надела ее. Она поняла, что ей нужно делать. Сейчас она сообщит Элвину обо всем, что с ней случилось. Пошлет ему телеграмму. Это, конечно, дорого, но разве в деньгах сейчас дело?
Только Элвин поймет ее и сможет утешить.
Она отвернулась от зеркала, и в этот момент ей в голову пришла еще одна мысль.
Элвин сказал тогда: «Позови меня, и я приду».
Да, она попросит Элвина приехать, она уверена: он сдержит свое обещание.
Марина сбежала вниз по лестнице. В ее глазах появился какой-то новый свет.
— Я попрошу Элвина прийти ко мне на помощь, — громко произнесла она.
Торопливо захлопнув за собой дверь, она побежала по улице к почтовому отделению на Слоун-сквер.
Глава 2
Похоронный кортеж остановился у коричневого каменного здания на Пятой авеню.
В первом экипаже сидели все трое братьев Вандерфельд.
Головы лошадей были украшены черным крепом, и высокая шляпа кучера тоже была обвязана широкой креповой лентой.