Позывной «Душман»
Шрифт:
«По всей вероятности наркотики, — сделал заключение Павел. — Если это так, то сейчас Волков встанет из-за стола и уйдет. Наверняка, будет толкать эти наркотики на входе в клуб».
Так и произошло. Волков стал из-за стола и медленной походкой направился в сторону туалета. Павел посмотрел на часы, Было сорок пять минут девятого.
Бокал Павла опустел. Он снова заказал себе вина и стал медленно его цедить, все так же поглядывая на посетителей. Зал постепенно стал заполняться молодежью. В зале заиграла музыка, и все устремились к центру площадки, чтобы потанцевать.
Чтобы
Наконец, Лавров дождался того, зачем он пришел в этот ночной клуб. Гришин поднялся и направился в сторону туалета. Павел оказался раньше в туалете, чем Гришин. Он сунул руку в бачок и достал оттуда револьвер.
Встав около двери, он приоткрыл дверь кабинки и увидел Гришина, а вернее его мощный бритый затылок. Он взвел револьвер и приставил его к голове.
— Ну, что Гришин, пришло время собирать камни. Ты, наверное, забыл, как стрелял в меня летом?
— Слушай «Душман»! Я думаю, ты не станешь здесь стрелять. Кругом люди, охрана. Ты же не сумасшедший.
— А, ты не думай. Я разнесу сейчас твою голову, как куриное яйцо.
— «Душман»! Может, договоримся? Ты же знаешь, я это сделал по приказу «Жана». Это он мне приказал убить тебя.
— Но, ты Гришин убил не меня, ты убил девушку, которую я любил.
— Это просто эксцесс исполнителя. Я промахнулся и по всей вероятности попал в нее.
— Повернись ко мне лицом. Прежде чем всадить в тебя пулю, я хочу посмотреть тебе в глаза.
Он повернулся. Их глаза встретились. В глазах Гришина была пустота. Павел не увидел в них не раскаяния, ни страха. Он плавно нажал на курок, но револьвер сухо щелкнул.
«Осечка!», — пронеслось в голове Павла.
Он снова нажал на курок, однако револьвер снова дал осечку. Гришин сразу все понял. Он оттолкнул растерявшегося Лаврова в сторону и выскочил из кабинки. Правая рука Гришина, потянулась за пистолетом, который был у него во внутреннем кармане пиджака. Он выхватил пистолет, но взвести его не успел. Лавров отбросил в сторону уже никому не нужный револьвер и выхватил из кармана нож. Он размахнулся и по рукоятку всадил нож в грудь Гришина. Тот повалился на пол. Из его рта потекла тонкая струйка кровь, которая стала пузыриться. Он захрипел и умоляюще посмотрел на Павла. Он вытащил из его груди нож и ударил его еще раз. На этот раз удар пришелся в шею. Ноги Гришина несколько раз дернулись и затихли.
Павел оттащил его труп в кабинку туалета и, схватив швабру, быстро затер кровь с кафельного пола. Он поднял с пола свой револьвер и тщательно вытер ручку и снова бросил его в ноги мертвого Гришина. Обтерев нож, об одежду трупа, Лавров осмотрел карманы убитого. Забрав деньги и пистолет «ТТ», он спокойно вышел из туалета и повесил на дверь туалета табличку «Технический перерыв». Осмотревшись по сторонам и убедившись в том, что его никто не увидел, он сразу же направился в гардероб. Получив свое пальто, он быстро оделся и вышел из клуба «Арена».
Он шел по улице Баумана, не обращая внимания на встречный холодный ветер. Его колотила мелкая и противная дрожь. Он сейчас пожалел, что не взял с собой палочку, так как почувствовал, что у него сильно заболела раненная нога. Лавров прислонился спиной к холодной стене и закрыл глаза. Он снова вспомнил пустые глаза Гришина, его искривленный от боли рот. Бившая его дрожь, стала стихать. Почему-то он вспомнил Афганистан, своего первого убитого врага, которого он вот так же, как и Гришина зарезал ножом. Однако, все, что когда-то было в Афганистане, осталось где-то там вдали. Там он убивал моджахедов без всякого сожаления, там были враги. Но здесь в Союзе, где человек человеку брат товарищ и друг….
Лавров поднял воротник пальто и снова побрел по Баумана в сторону вокзала. Вскоре ветер заставил его свернуть в переулок. Он поправил воротник пальто и потер замерзающие от ветра уши.
«Ты, что раскис, — успокаивал он себя. — Этот человек стрелял в тебя. Он убил твою любимую девушку и мать. Чем он лучше моджахеда, ничем! И тот и другой хотели убить тебя, но ты оказался более удачливым, чем он».
Успокаивая себя, он незаметно для себя дошел до железнодорожного вокзала. Он сел в трамвай девятого маршрута и поехал к себе домой.
Раздевшись у себя дома, Лавров собрал всю свою одежду, в которой был в этот вечер в ночном клубе «Арена» сложил в полиэтиленовый пакет и выбросил его в мусорный контейнер. Он наполнил ванну горячей водой, и лег в нее, закрыв глаза. Прошло несколько секунд, и он почувствовал, как его тело еще недавно сжатое словно пружина, стало потихоньку расслабляться. Он снова подумал, правильно ли он поступил, что убил Гришина и пришел к однозначному для себя решению, что он это сделал абсолютно правильно, так как, передав его в руки правосудия, он не мог гарантировать себе, что возмездие настигнет последнего.
Он открыл глаза и посмотрел на белый потолок ванной комнаты. На потолке разноцветными бликами отражались огоньки хрустального плафона, некогда подаренного его матери работниками цеха, в котором работала его покойная мать. Он снова закрыл глаза. Перед глазами медленно поплыло искаженное страхом и ненавистью лицо Гришина. Рука Павла вновь почувствовала, как его нож врезался в его грудь, дробя на мелкие кусочки его грудину.
«Кто еще повинен в смерти его любимых людей?», — задал он себе вопрос, хотя великолепно знал об этом.
— «Жан», — коротко ответил он сам себе. — Именно он послал Гришина убить его.
Минут через десять Лавров вышел из ванной комнаты и, накинув на себя махровый халат, прошел в комнату, где на столе лежал пистолет «ТТ», принадлежащий убитому Гришину. Он взял его в руки, вынул магазин и, убедившись, что он полон патронов, вставил его обратно в рукоятку пистолета. Теперь он был на сто процентов уверен, что этот пистолет не подведет его в нужный момент. Выпив полстакана водки, он лег спать.