Позывной "Калмык"
Шрифт:
— Иван Евстафьевич, — решил нарушить раздражающую его тишину за кофепитием Кох, — есть нарезные штуцера и пистоли. А есть ли у вас нарезные пушки?
— Пытливый ум у вас, Ваша Светлость. Нет, сейчас в армии нет таких пушек. Только в Москве в Кремле одна такая пищаль есть. Штучно изготовили нарезное орудие еще более ста пятидесяти лет назад, и оно казнозарядное. Это парадная калибром 1.8 дюйма (46 мм) нарезная пищаль с винтовым затвором, ствол — железный кованый, длиной девять футов. Изготовлена эта диковина была в московской Оружейной палате в 1673 году. Стрельба из них велась исключительно сплошными свинцовыми сферическими или продолговатыми снарядами. Сами понимаете Александр Сергеевич, что при этом резко увеличились время заряжания и стоимость изготовления.
— А клиновой затвор если применить?
— Клиновой затвор? Что это? — бамс, расслабился Сашка и опять влез в неизведанные дали. Раз артиллерист спрашивает, что это, то клиновой затвор ещё не изобретён. Жаль у них в танковом училище не преподавали историю артиллерии. Так-то, где в уголке больных мозгов было то ли воспоминание из интернета почерпнутое, то ли на самом деле в училище говорили, что нарезные пушки появились после Крымской войны. Прилично ещё до неё.
— Две направляющие с треугольным профилем и по ним скользит затвор плоский с такими же треугольными углами с одной стороны. Вот так, — Сашка на пальцах попытался изобразить этот затвор.
— Не слышал о таком. Но я тут не могу говорить за конструкторов. Моё дело солдат учить стрелять, да дисциплину в вверенном подразделении поддерживать. А вам, Александр Сергеич лучше с умными людьми на Тульском заводе оружейном поговорить.
— Не получается у меня. Дурень, — вспомнил опыт общения с конструкторами и мастерами завода Сашка.
— Едуть! Едуть! — к ним на всех парах неслись Ваньки, посланные в боевое охранение на перекрёсток дорог.
— Живы будем не помрём, да… пушку мы изобретём, — под нос себе пробурчал Сашка и начал выбираться из-за стола.
Событие пятнадцатое
Слово — что камень: коли метнёт его рука, то уж потом назад не воротишь.
Мигель де Сервантес (1547–1616) — испанский писатель
С Иваном Артемьевичем Шахматовым, в карете его, прибыли генерал Соболевский Александр Павлович и Селиванович Антон Антонович. Соседи. Понятно, они тут все друг друга давно знают и появившийся незнамо откуда дурень. если враг одного из этого сообщества, то и для других не друг. Не так немного. Они, конечно, знали, что у вдовы князя Болоховского есть сынок. Как и то знали, что он дурак мычащий. Который не говорить ни ходить не умеет. И когда после непонятных смертей нескольких человек сразу рулить в двух имениях стал этот дурень, то народ удивился. Сильно удивился. Потом дурень пасеку завёл и даже высокое начальство ему в том помогало и школу пчеловодов организовало. Потом господа узнали, что дурень выкупил у Дворянского банка закладную на своё имение. Деньги заработал где-то? Чудеса. Но этот чудесный дурень жил затворником почти, в гости соседей не звал и сам визиты не наносил, а если кто по-соседски заезжал, то оказывалось всегда, что барина нет, он в другом селе или в Туле. Так и прекратили соседи ездить. И вот, когда старшая дочь Натальи Андреевны покойницы, царствие ей небесное, позвала соседей отметить совершеннолетие брата — дурня, то все откликнулись с радостью. Любопытство. Со всеми семействами пожаловали. И вот чем это закончилось. Неприличной и неслыханной дракой и избиением уважаемого человека — балагура и доброго, хлебосольного хозяина Ивана Артемьевича.
Первым из открывшейся резной двери кареты задницей безразмерной вперёд показался огромный Антон Антонович. Блин, рожает же земля российская таких монстров. Два метра почти ростом и метр не меньше в плечах и брюхе. Как только карета под ним не развалилась. Для такого товарища коня специального надо, если он на крестьянскую лошадку усядется, то ногами землю достанет. Даже не так. Она просто рухнет, эта несчастная лошадёнка, на землю под такой тяжестью. Тут и шайр задумается крепко, стоит ли мучиться или тоже сразу брыкнуться на бок,
Следом вышел на воздух генерал Соболевский. Он руку Сашке протянул, но вёл себя холодно.
— Готовы ли вы, Ваша Светлость?
— Всегда готов, — решил пошутить Кох, но шутку генерал не понял. Точно, не слышал же он про пионеров. Не повезло.
Последним вышел на белый свет сам Шахматов. Что можно сказать? А сказать можно, что классно они с боевыми девками отделали любителя чужих задов. Вся физиономия в шрамах заживающих, а шишка на голове ещё не прошла, эдаким жёлтым рогом на солнце отсвечивает. Иван Артемьевич руки Сашке тоже не подал, даже не кивнул в ответ на кивок дурня, задрал нос и пошёл к Николаю Ивановичу и полковнику. А ведь плохо выглядит балагур. Круги под глазами, и глаза сами красные с сеточкой сосудов лопнувших. Плохие глаза. И походка вялая, словно пошатывает его. Может в карете по ухабам укачало? А может бессонная ночь сказывается? Нужно надеяться, что эти признаки явные говорят о плохом самочувствии противника и реакция у того будет замедленная.
— Господа, я как секундант Александра Сергеевича Болоховского, хочу предложить помириться двум хорошим людям и пожать друг другу в знак перемирия руки. Чего не бывает между соседями, повздорили, выпили чуть лишку. Бывает. Не устраивать же из-за этого смертоубиства. Тем более что указом императора Николая Павловича дуэли запрещены. Наказание за участие в дуэли содержит часть 5 книги 1 Свода военных постановлений. Статья 376 предусматривает, что «умышленный смертоубийца подлежит лишению всех прав состояния, наказанию шпицрутенами и ссылке в каторжную работу на десять лет», — первым взял слово Иван Евстафьевич Штаден.
— Рассказывают, что даже матушка императрица Екатерина Алексевна участвовала в дуэли со своей троюродной сестрой Анной-Людвигой, — кисло ухмыльнулся генерал Соболевский.
— Нет, господа, такие оскорбления можно смыть только кровью. Меня уважаемого человека и дворянина избили холопки этого господина, а потом и он сам позабавился, вместо пресечения сего предосудительного действа. Только стреляться.
— Кхм. Хорошо. Я так понимаю, что доктор в случае тяжёлого ранения извлечёт пулю и все мы будем молчать о случившемся? — пробасил Селиванович. Что скажите, господа? — он развернулся всей тушей к полковнику и князю Болоховскому
— Естественно. А вы князь не желаете попросить прощения и примириться с уважаемым Иваном Аркадьевичем? — Соболевский сжал губы повернувшись на каблуках к Сашке.
— Нет.
— Что ж, мы своё дело сделали. Теперь слово за пистолями. Где будем стреляться? Ведите князь, вы тут хозяин.
Место оборудовано. Виктор Германович приготовился. Большую лужайку рядом с прудом за рощицей лещин выкосили, потом дополнительно ещё прошлись с совочком и одуванчики выкопали. Теперь идеально ровный кусок метров пятьдесят на пятьдесят. В тридцати шагах друг от друга стоят воткнутые в землю две вешки в малиновый цвет покрашенные. Чуть в стороне на расстоянии метров в двадцать от центра этой поляны установлен постамент деревянный наподобие тех, на которые будут спортсмены в будущем подниматься — эдакий пьедестал почёта. На нём на равноудалённом расстоянии от противников будет стоять секундант с пистолетом, заряженным только порохом, он и подаст сигнал к началу поединка.
Придирчиво осмотрев приготовленную площадку и поулыбавшись на постамент, секунданты перешли к проверке расстояния между вешками. И тут Сашка сразу заметил, что желание у всех четверых одно — минимизировать возможность смерти одного из противников. Все четверо прошагали тридцать шагов. Понятно, что шагали широко, не нарочито, но и не сдерживая себя особо. Больше всех расстояние получилось у гиганта Антона Антоновича Селивановича. И народ единодушно покивал, что да мол, это и есть тридцать шагов. Вынули секунданты палку малиновую и отнесли её метров на шесть. Получилось не тридцать шагов, а почти тридцать метров.