Позывной "Калмык"
Шрифт:
Утором решили сначала сползать на разведку в Басково. Воины их увидели заранее, тоже бдили.
— Докладаю, Александр Сергеич, уехали аспиды. Девять дней, как вы говорите, нарывались. Так и хотели, чтобы мы их побили, но не тут-то было. Я ребятам сказал ни-ни, а пацанву вообще выселил в поле, в шалаше жили. Ванька меньшой бы не стерпел, плюнул рыжему в харю. Ну, теперича отбыли. Как думаете, Вашество, вернутся? — Агафон даже вытянуться попытался доклад свой исполняя.
— Думаю. Что попытаются кого из крестьян подкупить, чтобы доложил в случае моего появления. Или купцов подговорят. А могут под видом нищих отправить или самих нищих обработать. Много способов. Но я пока в Басково не буду появляться,
— Так и сами уже решили. Только не старшего, а младшего. Старшой на пасеке нужен. Самый важный период сейчас, пчеловод наш говорит.
— Младший, так младший. Не общались полицейские с крестьянами?
— С Никодимом. С псарём…
— Не должен продать?
— Чужая душа потёмки, — Агафон — это народный мудритель. Он любит поговорками народными говорить. Мудрость его излагая. — Тогда мы ему ни-ни. Да и чего ему, есть чем заняться, сразу две суки ощенились. Забот своих у него хватает.
— Всё, Агафон, пойдём мы, ещё десять верст пёхом. Сашка обернулся на опёршуюся о последнее дерево на опушке кикимору.
— Так Ваньку послать, вы на конях, а он их потом назад.
— Не, тихо пойдём, вдоль речки. Вдруг эти аспиды засаду поставили на дороге.
— С богом, Вашество. Мы, если что — весточку пошлём. И по округе порыскаем. Посмотрим, что к чему.
Глава 10
Событие двадцать второе
Вернее достигнуть счастья, ожидая его у себя дома, нежели рыская.
Пьер Буаст
Событие двадцать второе
Первым делом в баню. Что можно про Машку сказать? А сказать можно, что лучшей домоправительницы в природе не существует. Не очевидный же факт, что раз полицейский укатил, то барчук сразу заявится. Всё приготовлено оказалось, и баня натоплена и пельмени настряпаны, и перины взбита и накрахмаленные простыни застелены. Крахмал только начали получать. Картофеля ещё не лишку, и он стоит на рынке прилично, так для пробы истратили пять мешков, получили ведро довольно серого вещества. Как его белить Кох не знал. Рассказал Машке про крахмальные простыни. Она теперь его на них и изводит. Барствует.
Проснулся Сашка утром, за окном малиновка или другая какая пичуга из отряда воробьиных трели разводит. Форточка открыта, и птичка села на веточку рядом и посвистывает. Красота. Хорошо дома.
Сашка снова закрыл глаза и попытался дальше заснуть, но тут стали в голову чужие дуэли лезть. Не много таких было. Как-то всё не те книги попадались, не великий был специалистом по этой части русской истории Кох. Одну дуэль запомнил, так как прикольная была. Рассказывал про неё гид в Кишинёве, куда как-то занесло Коха по работе, ездил за саженцами, которые всё не отправляли из бывшей братской республики. Не получилось. Кинули их в Молдове. Но пока ждал, пока пытался выправить ситуацию, сидел в гостинице и записался на экскурсию от отеля по историческим местам Кишинёва. Гид был мужик и рассказал в том числе про предпоследнюю или пред-предпоследнюю дуэль Пушкина. Гид сказал, что настоящих дуэлей у Пушкина было четыре, вроде. Остальные только вызовы, а потом примирения, а чтобы бабахали, четыре. Вот про одну из них произошедшую в Кишинёве и рассказал товарищ.
Был бал, и Пушкин всё домогался до девицы какой-то, которая сказала, что любит мазурку. Наше всё подошло к музыкантам и оплатило семь мазурок. Потанцевало с девицей две, а потом она хвостиком махнула и с другим офицером устроила скачки по паркету. Но чёрт с ней девицей. Она
«Так оплачено вперёд-с ещё пять мазурок вон тем мелким чернявым господином», — ткнул палкой в Пушкина капельмейстер.
«Милостивый государь, а не могли бы вы сменить заказ, раз один хрен не танцуете, вам видно штиблеты жмут-с»?
«Не, любезный, я тут даму-с в силки заманиваю», — отвечает повеса этот.
«Но господа офицеры, да сам полковник…ицкий меня попросил сменить репертуар», — настаивает молодой офицер.
«А мне по».
«Тогда стреляться»?! — напирает поручик.
«Извольте, но мазурку не отменю».
Утром в страшнейшую метель пришли они на место дуэли. Должны стреляться, пусть будет с двадцать шагов, а не видно ничего с такого расстояния. Решили подойти поближе. Ну с трудом с десяти шагов силуэты видны. Пушкин в вверх бабахнул, поручик тоже. Нормы чести соблюдены. Все живы. А на следующем балу Пушкин и говорит обступившим его повесам, что поручик этот самый смелый человек, и кто скажет иначе, с тем он будет стреляться.
С чего вспомнилась та дуэль, а потому, что ничего за неё Пушкину не было. А тут такой ажиотаж. Ну, хотя там все живы. Но ведь дуэли запрещены, а не убийства на них. Притом, секунданты тоже подлежат суду. Вот почему вспомнилось, он тут лежит на накрахмаленных простынях. А Николай Иванович в Туле в казематах клопов кормит.
— Анька, — растолкал Сашка посапывающую рядом кикимору, мне срочно нужно в Тулу.
— Бу-бу-бу, — а чего устала девка, за десять дней больше двух сотен километров быстрым шагом, а где и бегом отмеряла.
Сашка почти вскочил, чтобы кинуться на конюшню, но передумал. А ну как его и в Туле ждут? Нужно кого-то послать. Не просто. Воины его престарелые на примете, пацаны ещё дров наломают. Сашка лёг назад на простыни, повернулся на спину и задумался. И тут вместо решения ему вспомнился один далеко не смешной, а даже поучительный эпизод из жизни дуэлянтов. Где-то читал Кох про Мартынова, который Лермонтова застрелил, что тот прожил довольно долгую жизнь, и умер почтенным отцом семейства в Москве. Или в Подмосковье. Не важно. Запомнилось из того прочитанного два эпизода. Первый прижизненный. Мартынов — это друг Лермонтова, учились вместе, жили рядом, гостили один у другого, даже ухлёстывал Лермонтов за сестрой «Мартышки» и стреляться тот не хотел и выстрелил наугад, так как был плохим стрелком и имел очень плохое зрение. Ну, да ладно, убил. Так вот, к концу жизни стал поклонником спиритизма Мартынов и всегда при спиритических сеансах пытался вызвать дух Лермонтова и попросить у него прощения. А дух не приходил. Обиделся.
А второй эпизод совсем поучительный. В первые послереволюционные годы в доме или имении Мартынова в Москве была детская коммуна. Пионерия — Республика Шкид. И пионеры узнали, что среди могил есть могила убийцы революционного поэта — рупора Великий Октябрьской революции Лермонтова. Возбуждённые пионеры на всякий случай раскопали все могилы, чтобы точно не промахнуться, в семейной усыпальнице Мартыновых и все скелеты утопили в реке местной. Что уж там была за река, Кох не помнил, Москва или Яуза. Вот такая месть спустя сто лет почти настигла бедного Мартынова. Кстати, его приговорили именно к лишению дворянства и всех благ, а потом Николай смягчил приговор отбыванием и замаливанием проступка в монастыре на какое-то время. В Киеве. А секундантов вообще простил.