Позывной «Крест»
Шрифт:
– …Ради нас, людей, и ради нашего спасения сшедшего с небес, и принявшего плоть от Духа Святого и Марии Девы, и ставшего человеком.
Светлана Соломина не пошла на заутреннюю службу, поскольку монастырь был мужским. Она продолжала читать «Символ веры» там, где и переночевала, – в гостевой комнате при доме паломников.
– …распятого же за нас при Понтийском Пилате, и страдавшего, и погребенного.
Девушка в плотном черном трико сидела в поперечном шпагате и теперь совсем не походила на смиренную нарочную игумена Луки. Ее натренированное тело, два дня страдавшее в пути
– И воскресшего в третий день согласно писаниям.
Хитрая утренняя гимнастика позволяла размять все суставы и насытить мышцы силой, доступной немногим спортсменам. Вот она выполнила глубокий прогиб спины стоя. Настолько глубокий, что молодая прихожанка сумела просунуть голову между ног, посмотреть прямо, и ее колени оказались как раз возле ушей. Затем она выполнила поворот туловища назад, такой, будто бы в пояснице у нее была мелкая резьба, которую она закрутила. За этим последовали обычные отжимания от пола на шести пальцах. Все это ничуть не сбивало ее дыхания.
– Признаю одно крещение для прощения грехов. Ожидаю воскресения мертвых и жизни будущего века.
Девушка встала на ноги, обернулась к образу Спасителя в восточном углу светлицы, не торопясь осенила себя крестным знамением и глубоко поклонилась.
– Аминь. Истинно так.
– Смиренный ангел, посетивший наш монастырь, поможет тебе, Ермак, – умиротворенно констатировал Емельян, восседая в своем кресле. – Хрупкая, прекрасная служительница веры сестра Светлана не побоится пойти с тобой, чтобы вернуть реликвию православному храму.
– Она и близко не знает, что такое война на Ближнем Востоке, и вряд ли вообще знает, что такое война, – недовольно ворчал Виктор, глядя в окно.
Спокойный, размеренный день обители после утреннего молебна начинался с уборки территории. Охочие до работы трудники уже распределили между собой участки и принялись за дело.
– Ее мать погибла при бомбардировке Белграда, – возразил Лаврову Емельян, – а отца убили националисты – кувалдой в голову, когда он пришел с миссией в Хорватию. Из-за войны девочка осталась круглой сиротой в четырнадцать лет. Помирись с ней, брат.
Виктор обернулся к Емельяну. На лице того было написано искреннее переживание за судьбу сестры Светланы и за успех миссии в целом.
– Да мы и не ссорились, – выдохнул инок, – и даже уже перешли на «ты».
– Вот и славно, вот и славно! – с облегчением пропел иерей и тут же с умением, присущим в монастыре только ему, переключился на деловой разговор: – Так! У тебя в Сирии связи есть?
– Не знаю, – пожал плечами Виктор, – до войны были.
– Ладно, об этом потом…
Отец Емельян достал из-под квадратной лампы на шарнирах свою распухшую от вложенных бумаг записную книжку и принялся ее листать, вглядываясь в неразборчивые каракули.
– Ты конверт брата Луки вскрыл? – спросил настоятель, продолжая рыться в записях.
– Само собой, – кивнул Лавров, уже совсем превратившись в мирянина. Но старый священник не обращал на это внимания.
– Брат Лука уверен, что десницу украли мандеи, поклоняющиеся Иоанну Крестителю как Мессии. Знаешь, кто такие мандеи?
Виктор задумался, видимо пытаясь сложить логическую цепочку.
– Игумен Лука пишет, что на свадьбе были люди из сирийского города Маалула. Родственники жениха думали, что это гости невесты. А родственники невесты полагали, что это друзья жениха. Ничего удивительного. Так делают все воры на свадьбах.
– Да, скорее всего мандеи, – думая о своем и листая блокнот, согласился настоятель.
– Но почему они сказали, что из Маалулы? Какой им смысл раскрывать себя? Глупо. Может быть, сказали специально, чтобы запутать следы? – продолжал раскручивать цепочку Лавров.
Однако Емельян не слушал рассуждений Виктора и продолжал суетливо копошиться в своих записях.
– Вот! Нашел! – радостно воскликнул он. – Если эти преступники действительно из Маалулы, значит, есть надежда. Протоиерей Иеремей нам поможет! Ты встретишься с моим старым другом – братом Еремой, настоятелем монастыря Святых Сергия и Бахуса в Маалуле. Я с ним учился в семинарии. Ты можешь ему доверять.
«Угу. Старый друг. Что ж ты его имя так долго искал, Емеля?» – подумал Виктор, а вслух сказал:
– Бахус – это тот, который… – Он хлопнул себя тыльной стороной ладони по сонной артерии, изображая опьянение.
– Не богохульствуй, инок! – строго сказал Емельян. – Ты еще на территории храма, а уже ведешь себя как…
– Не обижайся, отец Емельян, – перебил его Виктор. – Я же должен маскироваться под мирянина.
Виктор, конечно, знал, что Бахус был солдатом, а за то, что стал христианином, его переодели в женское платье, чтобы унизить, провели в таком виде по городу, а потом бичами забили до смерти.
– Прояви уважение! Не ко мне, так хотя бы к святыням! – продолжал сердиться Емельян.
– А не проявлял бы – не взялся бы за это дело! – строго сказал Виктор, давая понять, что настала его очередь обижаться.
Повисла долгая пауза, в течение которой настоятель успел дважды мысленно вскипеть и дважды отойти. Затем он встал и подошел к пока еще иноку Ермолаю и обнял его.
– Ну прости. Прости, дорогой… Я же очень волнуюсь.
Так они и стояли несколько секунд – громадный Виктор и маленький пухлый настоятель с красным лицом.
– Бог простит. И я прощаю, – смиренно ответил инок.
– Да! И еще одно! – будто вспомнил Емельян, отстранившись от Виктора и посмотрев ему прямо в глаза. – Мандеи не признают Христа, считают его самозванцем. Так что будьте осторожны, Ермак…
С холодами, дождями, непогодой, заморозками всегда приходит уют. Инок Ермолай чувствовал себя в своей келье этакой букашкой в коконе. Пусть там хоть конец света за окном, а он в домике. Целый угол в келье «брата Ермака» занимала швейная машинка для кожи – подарок старшей дочери Маши. Тут же были сложены обрезки ремней, коробочки с иглами разных размеров, бобины с вощеными и армированными нитями, бутыль с машинным маслом, скорняцкие ножи и ножницы, металлические линейки, пузырь с резиновым клеем – все для починки и изготовления конской сбруи.