Позывной "Курсант" 3
Шрифт:
— Вот это да, — Как можно натуральнее восхитился я.
Хотя, на кой черт нужна эта информация, если честно, не понял. Мне так-то дела нет до белогвардейцев. Меня интересуют совсем другие личности. А вернее, их планы. Но решил Игоря Ивановича не расстраивать. Хочет он мне этого Лампе показывать, черт с ним.
— А где он так вольготно себя чувствует? — Поинтересовался я.
При этом попутно соображая, с хрена ли Бекетов показывает мне снимок, на котором Витцке запечатлен в обществе врагов. Намекает на что-то?
— Далеко, — усмехнулся Игорь Иванович. — Даже слишком далеко. Но ты внимательно смотри.
Больше?! Я с него, конечно, поражаюсь. Я и меньше то никого не узнал. Не считая отца, конечно. А он так говорит, будто я с каждым, кто есть на этом фото, лично за руку здоровался.
— Ну? — Бекетов наклонил голову к плечу и теперь с нетерпением ждал моего ответа.
Он явно хотел, чтобы я признал своего отца, а я лихорадочно думал, стоит это делать или нет. С одной стороны, наше сходство, даже на этой не очень качественной фотографии, несомненно очевидно. С другой стороны, у меня провалы в памяти, мне все можно, я без пяти минут дурачок. А еще, чисто теоретически, раз я забыл прошлое, о чем благополучно лью в уши обоим чекистам, то папеньку я тоже должен не менее благополучно выкинуть из памяти. Так ведь?
— Да нет, откуда, — После некоторого показного замешательства с сожалением протянул я, пожав плечами. Мол, очень старался угодить Бекетову, но, уж простите, не вышло. — А должен кого-то узнать?
— Ну вот! Смотри!– Ткнул опять пальцем в снимок Бекетов. — Это твой папа, сотрудник посольства СССР в Берлине. Ты что, забыл, как он выглядел? Хотя… Тебе и было-то всего ничего… А тут еще эти проблемы.
Игорь Иванович со значением посмотрел мне куда-то в район переносицы, намекая, видимо, на отбитую голову.
— Он обеспечивал встречу наших людей с этими гнидами. Мы рассказывали им сказки про контрреволюционеров в стране, про то, что якобы в Советском Союзе существует белогвардейское подполье, и уговаривали приехать в Москву для личного знакомства. Не сами, конечно, рассказывали. Имелись специальные люди, взявшие на себя ради будущего страны не самые лучшие роли. Но… Так было надо. У нас разрабатывались целые операции. Серьёзные операции. По несколько лет приходилось обхаживать сволочей. Вот этот и этот приехали.
Бекетов последовательно указал мне ещё на двух мужчин, внешний вид которых не нес для меня ровным счетом никакой информации. У предыдущего хоть усы смешные, запоминающиеся.
— Меня здесь нет, — Как бы извиняясь прокомментировал Бекетов, — Я в тот момент под другой легендой работал. Как раз через твоего отца связь с центром держал. Эх, Сергей, Сергей…
Бекетов с сожалением покачал головой, а потом поднял на меня страдающий, полный душевных терзаний взгляд.
Ох, ничего себе, куда товарища старшего майора понесло. Неожиданный поворот насчет работы под прикрытием. А главное, очень сомнительный. Ну где, блин, работа резидента и где этот сытый, откормленный чекист. И я сейчас вовсе не про еду. Просто… Не похож Бекетов на полевого сотрудника. Вообще ни разу. Он — чекист от кончиков волос до кончиков ногтей. Он — нквдешник. Я не знаю, конечно, насколько это ведомство связано с разведкой, но быть обычным агентом Бекетов просто не мог. Спроси меня кто-нибудь, почему я так думаю? Не смог бы объяснить. Просто точно знаю, что вот эту историю про работу под прикрытием он сейчас придумал.
И потом, еще один вопрос. А такие материалы дома хранить точно не опасно? Я, конечно, не очень в курсе правил и норм поведения в органах НКВД, но сильно сомневаюсь, что у всех, кому не лень, в ящике стола лежат фотографии врагов Советской власти. И это я сейчас не про своего отца, а про генерала царского и двоих белогвардейцев, которые приехали.
Естественно, Бекетову задавать подобные вопросы я не стал. Хочется человеку рассказывать мне, будто он — советский Джеймс Бонд, да на здоровье. Видимо, так он пытается поставить себя на одну ступень с Витцке. Мол, смотри, Алеша, я такой же, как твой батя. Мне можно верить.
Так что пусть плетет, что на душу ляжет. А я буду плести то, что надо мне. Если уж играть идиота, то творчески и вдохновенно.
— Как интересно! Мой отец, получается, сотрудником НКВД был? Просто он же в посольстве работал. Вы сами говорите. Но если Вы… То и он, значит?
— Нет, не был, — Ответил Бекетов, забирая из моих рук фотографию. — И тогда не НКВД, а ОГПУ было. Объединённое государственное политическое управление. Твой отец, как и всякий другой советский гражданин, помогал родине всем, чем только мог. Мы принимали участие в операции по выявлению вражин и их ликвидации.
— Правда? — добавил я восторга в голосе. — Потрясающе…Мой отец тоже ликвидировал?
— Нет, — Голос Бекетова внезапно сделался сухим и строгим. Не понравилось Игорю Ивановичу, что я такие вопросы задаю. Тоже на одну ступень их ставлю. Намекаю, будто старший майор госбезопасности в кровушке все-таки запачкался. — Нажимать на спусковой крючок самому совершенно необязательно. Для этого существуют специально обученные люди. Твой отец помогал органам по специальности, как сотрудник посольства. Он прекрасно умел налаживать контакты и добывать самую разнообразную информацию. То есть, практически занимался тем, чем скоро предстоит заниматься тебе.
О как… Прям политинформация и воспитательная работа в одном флаконе. Вот только есть у меня ощущение, что эта самая фотография скорее должна была находиться в вещах моего отца. Бекетову она на кой черт нужна? Да еще дома. Просматривает на досуге?
Возможно, этот снимок Игорь Иванович просто прикарманил и теперь заливается соловьем про свои героические подвиги. Не удивлюсь, если он вообще ни разу из Союза не выезжал. Будь иначе, не факт, что Бекетов дожил бы до своего чина и звания. Полевые исполнители попадают под раздачу в первую очередь.
— А этого генерала царского? Лампе? — продолжал я отыгрывать роль. — Его ликвидировали?
— Нет, не успели, — голос Бекетова стал грустным. — Твоего отца арестовали, а заменить такого умницу оказалось некем. Да и я помочь не сумел…
Я мысленно чертыхнулся. Если он сейчас опять заведет эту песню про дружбу, про муки совести, про долгие годы мучений и страданий, я взвою. Сколько можно слушать одно и то же?
Однако, Бекетов вообще никакую песню завести не успел. Мы услышали, как хлопнула входная дверь. А затем в сторону комнаты, в которой мы находились, весело застучали по паркету каблучки женских туфель. Я обернулся, чувствуя нутром, что сейчас в кабинет войдет та, с которой пока что встречаться не хотелось. На самом деле, чувствовал. Прямо каждой клеточкой тела. Странная, конечно, фигня.