Позывной «Курсант»
Шрифт:
— Пустите! А-а-а-а-а! Не имеете права! Я буду писать товарищу Ежову! — Голосил Подкидыш, извиваясь, словно червяк.
— Да хоть товарищу Сталину… — Невозмутимо ответил Шипко, а потом сильнее дернул за ногу Ваньку, который ухитрился в этот момент одной рукой вцепиться в дверной косяк.
Ванька матернулся от боли и выпустил свою последнюю надежду. Через секунду куратор уже тащил Подкидыша по коридору на выход из корпуса.
— Педагог от бога…– Сказал я, глядя вслед Папасычу. — Какой, на хрен, Макаренко, когда вон какие кадры имеются.
— Ты это… — Погрозил пальцем Заяц. Он, наконец выбрался из своего одеяла, вскочил на ноги и теперь натягивал штаны. — Ты про бога осторожнее тут. Нет его! Понял?
— Ребят, айда позырим! — Корчагин уже успел надеть штаны с рубахой, поэтому первым рванул из спальни вслед за Шипко.
Долго упрашивать детдомовцев не пришлось.
Как оказалось, Панасыч за эти несколько минут успел преодолеть порог барака и крыльцо. Когда мы выскочили на улицу, злой Подкидыш уже вставал из слегка подмерзшей за ночь грязи. Шипко замер неподалёку, с радостным лицом и по-отцовски добрым взглядом. Маньяк чистой воды…
— Что, спрашиваю, надо делать, если прозвучала команда:«Подъем?» — Добрым, ласковым тоном поинтересовался он у Ваньки.
— Встать…– Подкидыш посмотрел вниз, на свои голые ноги, на казённые, темно-синего цвета трусы, и поморщился.
Конечно, если бы не заморозки, ему вообще было бы туго. Извозился бы по самые уши. А так, всего лишь отделался небольшими комками грязи, прилипшими на ткань.
— Громче! Не слышу! — Шипко нарочито приложил ладонь к уху, изобразив локатор.
— Встать!!! Надо встать! — Заорал Подкидыш, а затем двинулся ко входу в корпус, решительно впечатывая босые пятки в холодную землю.
Видимо, в его представлении он сейчас находился где-то между испанскими революционерами и Че Геварой. Правда, последний ещё никому не известен, но не суть. Главное — то настроение, которое демонстрировал Иван. Этакий невинно пострадавший за правду герой.
— Разве было разрешено идти? — Искренне удивился Панасыч. Настолько искренне, что стало понятно — издевается товарищ сержант. — Могу ошибаться, человек я немолодой, иной раз память подводит, но мне кажется, етить-колотить, никто и не спрашивал разрешения…
Ванька замер на месте, выдохнул сквозь сцепленные зубы, а потом развернулся к воспитателю и громко отчеканил.
— Разрешите идти, товарищ сержант государственной безопасности?
— Разрешаю. — Кивнул Шипко с деловым видом.
Подкидыш снова крутанулся на месте и двинулся в корпус. Однако, уже перед самым крыльцом не выдержал. Бегом рванул вперед, поджимая пальцы босых ног. Ясное дело, земля же холодная.
— Не слушатель, а цельное золото. Большим человеком вырастет…– Бросил ему в спину довольный Панасыч. А потом добавил. — Если доживет, конечно…Если вы все доживете. Учитывая, с какой скоростью некоторые из вас успевают находить себе приключения на жопу, так уверенности, как бы, и нет… Твою едрить душу
Шипко оторвал взгляд от входной двери, за которой уже скрылся Подкидыш, и посмотрел на нас. В одну секунду детдомовцев с крыльца, как мужским половым органом сбрило. Никогда не видел, чтоб такое количество людей одновременно ломилось в одну и ту же сторону через один и тот же вход. Чуть не подавились, честное слово.
Особо активно работал локтями Василий. Он же заскочил первым в спальню и бросился заправлять кровать. Надо взять на заметку… Как там говорят? С ним бы я в разведку не пошёл? Так вот с Василием я бы и в кусты посрать — сто раз подумал бы.
А вообще, конечно, Панасыч удивил. Пример с Подкидышем был очень наглядный и педагогический сильный. За какие-то пять минут все семь членов нашей особой группы, включая Ваньку, вполне быстро уяснили, Шипко может со своими этими «етить» и «колотить» строить из себя простого деревенского мужика сколько угодно, но он — чекист. Неважно, что звание не особо большое. В любом случае, НКВД есть НКВД. И глумиться над собой он нам точно не позволит.
Однако, на этом инциденте веселье не закончилось. Не успели мы запопвить кровати и одеться, как нас ждала радостная новость.
— Значится так…– Панасыч расхаживал перед выстроившимися в порядок подопечными, и все с той же радостной улыбкой рассказывал, как распланирован сегодняшний день.
Причем его улыбка настораживала уже не только меня. Все пацаны замерли в тревожном ожидании, заподозрив, что мандец только начался.
А я, к примеру, вообще на улыбающихся чекистов приобрёл с недавних пор устойчивую аллергию. Один вон, так старательно улыбался, что аж человека невзначай убил. Теперь — второй скалится. Может, это у них — профдеформация такая. Если лыбу давят, значит того и гляди грохнут кого-нибудь. Или покалечат.
Подкидыш теперь стоит, то хмурится, то морщится. Ему, видимо, Шипко ногу вывихнул, когда тащил. Или ушиб. Не знаю. По крайней мере Ванька начал, хоть и еле заметно, но прихрамывать. А, может, притворялся. Черт его знает.
Я уже понял, бывшие беспризорники — те еще продуманы. С одной стороны, вроде все из себя простые. Но с другой… С другой — простачком хрен ты выживешь в тех условиях, где все они побывали. Я по своему детскому дому сужу. А он, если верить тому же Бекетову, далеко не самый худший.
— Мне необходимо понять, на что вы, черти жопоногие, способны! — Сообщил Панасыч. — Поэтому сейчас — бег, подтягивания, а потом…Потом посмотрим. Сначала бег и подтягивания надо пережить. Да, Либерман?
Бернес не стал отвечать на вопрос Шипко, потому что этот ответ никому и даром был не нужен, но загрустил весьма заметно. Очевидно, не просто так Панасыч сделал акцент именно на нем. Видимо, бег у нас будет особо долгий, как и память куратора. Который решил отыграться Марку за вчерашнее, еще раз проучить Подкидыша за сегодняшнее, ну и заодно всем нам показать, кто здесь на самом деле все решает.