Прага. Инструкция по соблазнению
Шрифт:
– А вы на чешском совсем не говорите? – с любопытством спросила другая студентка.
– Совсем.
Лара не кривила душой: чешский ей пока не давался. Ухо выхватывало из речи знакомые слова – «пиво», «стул», «лектор», «студент», но без контекста они не имели смысла. Кстати, потом оказалось, что «стул» – это на самом деле «стол», и Лара поняла, что русский язык ей в понимании чешского не помощник. Она попыталась было начать учить язык по учебнику, но это настолько отличалось от быстрой, живой, насыщенной сокращениями и жаргонизмами речи, которую
– И не понимаете ничего по-чешски? – не унималась настырная студентка.
– Нет, – Лара ответила чуть резче, чем стоило бы, но просто этот расспрос ей уже начал надоедать.
И вдруг молчавший до этого Мирек развернулся к той девчонке, одарил её сногсшибательной улыбкой и заговорщицки подмигнул:
– Prubneme to (Давай проверим).
Студентка глупо заулыбалась, глядя на симпатичного однокурсника, вдруг проявившего к ней внимание, а Лара напряженно застыла, ожидая подвоха. И не ошиблась.
Мирек повернул голову к преподавательнице, усмехнулся, а затем, глядя ей в глаза, негромко и спокойно проговорил несколько фраз, от которых в аудитории установилась мертвенная тишина. Лара не поняла ни слова, но стало отчего-то гадко. А, судя по тому, как застыли девчонки, прижав ладошки к раскрытым от удивления ртам, ничего хорошего Мирек не сказал.
– Tak jo, ona n'am fakt nerozum'i (Она и правда нас не понимает), – хмыкнул он, и вдруг рядом с ним подскочил побледневший Тонда.
– Ses debil?! (Ты дебил?) – рявкнул он, схватил друга за грудки и начал ему что-то шипеть на чешском. Мирек же, судя по интонации, лениво отбрехивался, а с красивого лица не сползала издевательская усмешка. Девчонки возбужденно зашумели, обсуждая произошедшее. Про преподавательницу все будто забыли.
– Что он сказал? – громко спросила Лара, и все замолчали и посмотрели на неё.
– Ничего, – пролепетала одна из студенток.
– Ничего, – тут же подтвердили все остальные.
Вот мудак. Как грамотно рассчитано. Даже если он её сейчас оскорбил самыми грязными словами, она об этом никак не узнает. Сама она не поняла ни слова, а студенты никогда своего не сдадут, даже если и не очень одобряют такую злую шутку.
– Тонда? – Лара перевела взгляд на него. Не строгий, скорее просящий. Блин, встань хоть ты на мою сторону! Ты же понимаешь, как мне непросто!
– Лариса Дмитриевна, простите, – от волнения Тонда забыл, что должен изображать акцент. – Мирек так больше не будет.
– Что. Он. Сказал, – повторила Лара свой вопрос.
– Ничего особенного, – Тонда прятал глаза. – Так, глупости всякие. Он просто идиот и не лечится. Простите, мы выйдем…
И
Студентки, абсолютно не стесняясь Лары, громко переговаривались между собой на чешском, обсуждая произошедшее. Раньше им, видимо, и в голову не приходило так делать, а тут ощутили безнаказанность.
– На моем занятии мы говорим ТОЛЬКО на русском языке, – стальным голосом отчеканила Лара, ощущая, как смолкает девичий шепоток, – в крайнем случае используем английский. И раз мы говорим про деловой этикет, то общаться во время бизнес-встреч на непонятном собеседнику языке – дурной тон. Я понятно объяснила?
– Да…
– Вот и хорошо. Жаль, что ваш одногруппник так плохо воспитан, но постараемся забыть об этом неприятном моменте и вернемся к нашему тексту…
Лара умела вещать спокойным строгим голосом в любом физическом и эмоциональном состоянии, но сейчас это было особенно тяжело. Внутри билась самая настоящая злоба, и очень хотелось сделать больно в ответ.
Повод представился на следующем занятии.
– Нет, этот диалог я вам не могу зачесть, Мирослав, – с притворным огорчением покачала Лара головой. – Вы допустили шесть грамматических и восемь лексических ошибок. Надо лучше заниматься!
Она ожидала, что он начнет возмущаться, и тогда Лара с удовольствием ткнет его носом в критерии оценки знаний для этого курса и этого уровня. Как это часто бывало в университетах, на бумаге от студентов ожидали гораздо большего, чем они могли на самом деле. Особенно это касалось иностранных языков. Прекрасно это понимая, Лара не требовала от ребят невозможного и оценивала больше старания и реальный прогресс, чем фактические умения, но для Мирослава теперь таких поблажек не будет!
Да, это по-детски – мстить вот так, через оценки, а что ей еще остается? И потом, для него такие придирки даже полезны. Русский лучше выучит.
Мирек стоял и молча на неё смотрел.
– Незачет! – повысила голос Лара. – Вы меня слышите, Мирослав?
Он ухмыльнулся и медленно кивнул, а потом что-то тихо проговорил себе под нос. По-чешски. Опять. Вот гаденыш! Этот студент скоро доведет её до того, что она начнет его по-болгарски матом крыть. Она бы, конечно, с большим удовольствием сделала это на русском, но русский он, к сожалению, худо-бедно понимает.
– Что вы говорите, Мирослав? – переспросила Лара. – Просите дополнительных заданий, чтобы лучше разобраться с темой? Да, конечно! – и почти швырнула в него стопкой ксерокопий. Она, конечно, замучается потом проверять домашку, но это того стоило. Каким удовольствием было видеть эти наглые зеленые глаза, вспыхнувшие от едва сдерживаемого бешенства.
В аудитории раздались сдержанные смешки. Открыто смеяться над Миреком никто бы не стал, тем более он явно нравился всем без исключения студенткам, но видно было, что ситуация девчонок забавляла.