Прах и тень
Шрифт:
— Важен один момент, — прервал ее Холмс. — Этот гвардеец считает, что его пропавший приятель мог совершить и другие убийства?
— Вот это его и мучило, — тихо ответила Мэри Энн. — Я пыталась еще что-то из него вытянуть, но, видно, показалась ему и без того такой испуганной, что он словно воды в рот набрал. Все извинялся, что расстроил меня. Я успела даже выспросить его имя. Сделала вид, что мне нехорошо и говорю ему: «Мне надо домой». Он берет меня под руку и выводит из паба. На ступеньках я пошатнулась и схватила его за куртку, а он подхватил меня, как настоящий джентльмен. Правда к тому времени я слегка его обчистила.
— Вытащили у него бумажник? — недоверчиво переспросил Холмс.
Должен признаться, я был благодарен
— Прошу прощения, — зарделась девушка. — Так давно этим занимаюсь, что трудно избежать жаргона. Верно, я его украла. А имя парня — Стивен Данлеви, — закончила она свой рассказ.
Мы с Холмсом ошеломленно посмотрели друг на друга.
— Мисс Монк, — сказал мой друг, — вы прекрасно выполнили свою работу.
— Конечно, я его надула, но вышло хорошо — есть чем гордиться.
— Боюсь, украв бумажник у этого парня, вы сожгли все мосты.
— Не беспокойтесь, мистер Холмс, — рассмеялась она. — Я положила его на прежнее место.
И тут мы услышали приглушенные голоса внизу, похожие на спор. Не успели мы понять, что происходит, как на лестнице послышался стук костылей. Звуки эти с ошеломляющей быстротой достигли порога, и секундой позже в гостиную ворвался, как снежный вихрь, один из самых необычных знакомых Холмса.
Мистеру Роулэнду К. Вандервенту из Центрального агентства новостей было около тридцати лет. Очень высокого роста, почти вровень с Холмсом, он казался гораздо ниже: в детстве его изуродовал полиомиелит, согнув в поясе. Копна непокорных, очень светлых, почти белых волос в сочетании с хрупкими ногами и костылями создавали впечатление, будто его только что ударило электрическим током. Однажды мистер Вандервент наблюдал любительскую встречу по боксу с участием Шерлока Холмса и с тех пор относился к нему с величайшим уважением, периодически сообщая ему по телеграфу самые интересные новости, поступавшие в агентство. Зная Вандервента заочно, я тем не менее был ошеломлен видом этого человека, запыхавшегося после быстрого подъема по лестнице. На нем был потертый сюртук в тонкую полоску; в правой руке, поднятой вверх, зажат клочок бумаги.
— Мистер Холмс, я к вам по делу, не терпящему отлагательства. Однако внизу я встретил серьезное препятствие в лице вашей чрезвычайно грубой и сильной домовладелицы. Будь я проклят! Она уже здесь. Мадам, я уже объяснял вам: мне глубоко безразлично, занят он или нет.
— Все в порядке, миссис Хадсон, — сказал Холмс. — Мистер Вандервент недостаточно знаком с правилами вежливости. Вы уж его извините.
Миссис Хадсон вытерла руки о принесенное с собой кухонное полотенце, взглянула на гостя как на ядовитое насекомое, и вернулась на кухню к своей стряпне.
— Мистер Вандервент, всякий раз, посещая меня, вы нарушаете хрупкое равновесие этого дома. Вы, конечно, знакомы с доктором Уотсоном. Позвольте представить вам нашего нового компаньона, мисс Мэри Энн Монк. А теперь взглянем на принесенное вами, что бы это ни было.
Сгрудившись вокруг стола, мы принялись разглядывать странное послание.
Я зачитал вслух написанное ярко-красными чернилами:
Дорогой Босс!
Прошел слух, что полиция меня арестовала, однако этого пока не случилось. Я смеялся, слушая, как копы с умным видом разглагольствуют, что они, мол, на верном пути. Шутка насчет Кожаного Фартука произвела на меня сильное впечатление. У меня зуб на шлюх, и я буду потрошить их, пока меня не схватят. Последнее дельце я провернул великолепно: дама и пискнуть не успела. Что ж, попробуйте меня поймать. Я люблю свою работу и хочу к ней вернуться. Вскоре вы услышите о моих маленьких смешных проделках. В последний раз, закончив работу, я припас в бутылочке из-под имбирного пива немного подходящей красной субстанции, но она загустела и оказалась непригодной. Что ж, я надеюсь, сойдут и красные чернила, ха-ха. Когда сделаю работу в следующий раз, отрежу у дамочки уши и пришлю в полицию. Хочу, чтобы вы повеселились. Не возражаете? Попридержите это письмецо, пока вновь не услышите обо мне, и тогда предайте огласке. Мой нож такой хороший и острый, что я пущу его в ход прямо сейчас, если будет шанс. Желаю удачи.
Искренне ваш,
Мне нравится имя, которым меня называют.
Послал это письмо, только когда смыл с рук все красные чернила, пропади они пропадом.
Говорят, теперь я вроде доктора, ха-ха.
— Трудно отнести это к обычной корреспонденции, получаемой нами, — заметил Роулэнд, без лишних церемоний опускаясь в кресло. — Впрочем, если бы он призвал к отмене закона о торговле зерном и поменьше писал об отрезанных женских ушах, я бы не стал вас беспокоить.
Холмс осторожно взял доставленный гостем предмет за края и положил на стол для дотошного осмотра через лупу.
— Был ли конверт?
— Хорошо, что напомнили. Вот он.
— На почтовом штемпеле дата — двадцать седьмое сентября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, квитанция помечена тем же числом. Письмо отправлено из восточной части Лондона. Адрес написан неровными буквами, строка сползает вниз.
— Меня беспокоит даже не вызывающий стиль самого послания, — продолжал мистер Вандервент, — а то, что взбесившийся ублюдок — извините за грубость, мисс Монк, — просит нас попридержать письмо, пока он не закончит новую работу. Чуть ли не в первый раз за всю жизнь я оказался в тупике: не знаю, что делать дальше.
— Вы удивляете меня, мистер Вандервент.
— В самом деле, ситуация очень тревожная. Но насколько я понимаю, странные записки и таинственные заговоры по вашей части, мистер Холмс. Не сомневаюсь, что вам уже удалось напасть на его след.
— Настало время принять от вас дело в свои руки, — заявил детектив. — Пока я не в силах постичь его игру.
— Она вполне ясна. Злодей сам определяет ее суть в четвертом предложении письма: у него зуб на шлюх.
— Нет-нет. Обратите внимание на саму записку. Главную странность вы уже обнаружили: зачем человеку, если он не убийца, просить не обнародовать письмо до следующего злодеяния? Заурядный шутник или человек, желающий просто попугать публику, предпочел бы, чтобы его послание опубликовали незамедлительно.
— Есть ли какие-нибудь зацепки, позволяющие выследить автора? — спросил я.
Холмс пожал плечами:
— Этот человек получил образование, пусть и скромное. Неровность строки, спускающейся вниз, свидетельствует о его непредсказуемости и мизантропии. Буква «t» говорит о решительности, «r» — об уме. Устрашает четкость написания заглавных букв. Конверт ничего не добавляет к его содержимому, водяной знак отчетливый, но это отнюдь не ключ к поимке преступника.
— Оставим водяной знак в покое. Займемся реальной проблемой, мистер Холмс, — сказал, растягивая слова, Вандервент. — Что мне с этим прикажете делать? Отнести письмо сюда — мой гражданский долг, но, боюсь, люди придут в полное замешательство, прочитав его во время завтрака.
— Нельзя ли подержать у себя письмо для дальнейшего изучения?
— Значит, советуете не публиковать его прямо сейчас? Вы довели эту мысль до меня окольным путем… Ладно, мистер Холмс, я оставлю его вам и возьму обратно послезавтра, чтобы передать в Скотланд-Ярд. Надеюсь, вы извлечете из него пользу и оно станет хорошей растопкой для костра ваших изысканий.
Роулэнд с огромным усилием встал с кресла и спустился по лестнице.
Холмс задумчиво осушил стакан.
— Мисс Монк, не затруднит ли вас встретиться с этим Данлеви еще раз?