Прах и тень
Шрифт:
— Мы договорились увидеться в субботу вечером, ровно в девять, в пивной «Квинз Хед», — ответила девушка как ни в чем не бывало.
— Браво! Мисс Монк, ваша помощь неоценима. Мы с доктором Уотсоном будем поблизости на случай, если вам потребуется наше содействие. Я же изучу это письмо вдоль и поперек, так что и тени тайны не останется. Автор, возможно, и не тот, кого мы ищем, но этот Джек Потрошитель, кто бы он ни был, — отличный предмет для исследования.
Глава 7
Рандеву в Уайтчепеле
Большую часть следующего
Назавтра сильный ветер нагнал дождевые тучи, потоки воды обрушились на оконные стекла, холодный воздух проникал сквозь дверные щели. Холмс явился к ужину в приподнятом настроении, и мы славно посидели за бутылкой бордо, прежде чем отправиться в путешествие на восток Лондона.
— Вернул мистеру Вандервенту его собственность, — известил меня Шерлок, наливая вино, — и даже не услышал от него благодарности за свои труды. Этот бедолага — настоящий мизантроп, но он вполне приличный человек, а иногда, как вы имели возможность убедиться, оказывает неоценимые услуги.
— Какие у нас планы на сегодняшний вечер?
— Мы будем держаться на разумной дистанции от мисс Монк и выясним, удалось ли отыскать своего приятеля Джонни Блэкстоуна тому таинственному солдату, знакомцу Мэри Энн. Хочется взглянуть на этого парня. Он крайне меня заинтересовал.
— В каком смысле?
— Ясно, что Данлеви не так прост, как кажется.
— Разве? — удивился я. — Мы ведь даже его не видели.
— Но мисс Монк с ним общалась, и, если рассказанное ею соответствует действительности, этот Данлеви — весьма скользкий тип. Представьте себе: зверски убита женщина. Вы находились рядом и знаете, кто это сделал, — по крайней мере, так думаете. При этом не говорите никому ни слова — ни полиции, ни армейскому начальству.
— Если верить Данлеви, они близкие друзья.
— Еще более загадочное обстоятельство: вместо того, чтобы попросить увольнение для поисков своего падшего собрата или даже поместить в газете объявление о пропавшем, он уезжает из города. И только после возвращения у Данлеви вдруг появляется жгучее желание разыскать друга. Нельзя проявлять одновременно и горячую преданность, и крайнее равнодушие. Послушайте, Уотсон, у нас мало времени. Уже почти семь. Допьем это прекрасное вино и наденем вечерние наряды.
— Для поездки в Уайтчепел?
— Так мы сможем спрятать ваш револьвер и мой сигнальный фонарь, не слишком привлекая любопытные взгляды. Уверяю вас: вечерняя одежда — самый лучший способ избежать ненужного внимания. Нам лучше выглядеть франтами с сомнительными моральными принципами, чем джентльменами, преследующими некие таинственные цели. Кроме того, Уотсон, — прибавил мой друг, хитро улыбаясь, — вы ведь светский человек и не имеете права зарывать свои таланты в землю — нет на свете трагедии страшнее этой.
Вот так, нарядившись столь элегантно, словно направлялись в оперу, а не в Ист-Энд, мы вышли на улицу. Вечер постепенно переходил в ночь. Недавно зажженные газовые лампы отбрасывали желтоватый свет на мокрые от дождя оконные стекла. Но чем дальше на восток мы продвигались, тем меньше горело фонарей.
И вот, наконец, оставив позади обширные пространства кирпичных зданий, наш кэб свернул на Уайтчепел Хай-стрит. Из дверей пивных лился свет, озаряя торговцев фруктами, всячески старающихся продать остаток товара. Шарманщик со своей без умолку тараторящей обезьяной стояли на углу у кафешантана. Повсюду мужчины, прислонившись к дверям, попыхивали сигарами. Вокруг бродили женщины: домохозяйки с собранными в пучок волосами сплетничали с соседками, более предприимчивые дамы находились в постоянном движении, чтобы не слишком бросаться в глаза полицейским. Праздношатающиеся джентльмены, уставшие от концертов и вечеринок, бесстыдно предавались дешевым соблазнам. Это место походило на жужжащее осиное гнездо, где царила жизнь, не подвластная закону. Ее первозданная грубость напоминала скорее не Лондон, а волнующиеся, как морская стихия, рынки Калькутты и Дели, где мне доводилось бывать в пору армейской службы.
Мы свернули к северу, на Коммершиал-стрит, где перед магазинчиками, освещенными внутри сальными свечами, стояли большие лужи. Из-под громыхающих колес кэба выскакивали крысы. Зияли распахнутые двери, ведущие к обветшалым лестницам. Я вглядывался туда, но мало что удавалось увидеть: вскоре свет и суету Уайтчепел Хай-стрит сменила кромешная тьма. Чернота была такой густой, что редкие тусклые лампы еще больше усугубляли ее. Я поделился с Холмсом соображением, что в такой обстановке любые преступления остаются безнаказанными.
— Чтобы выжить, обитателям этих домов приходится или потворствовать бандитам, или напрямую участвовать в их деяниях, — ответил детектив. — Посмотрите на улицу, по которой мы едем: Флауэр-энд-Дин — одно из самых опасных мест в цивилизованном мире, и оно находится не в дебрях Африки, а всего в нескольких милях от дома, где мы с вами столь беззаботно вешаем на крюк свои шляпы.
Одного взгляда на дорогу оказалось достаточно, чтобы осознать правоту его слов. Несмотря на недавно прошедший дождь, воздух был спертым. Очень редко попадалось окно, которое не было бы разбито, а потом наспех скреплено бумагой или полосками дешевой ткани.
— Вот место назначения, где мы встретимся с нашей компаньонкой. Следуйте за мной и постарайтесь держаться раскованно.
Как я уже упоминал, Холмс любил напускать на себя важный вид, что порой действовало на нервы его немногочисленным друзьям. Однако когда мы зашли в пивную под названием «Квинз Хед» на углу Коммершиал и Фэшн-стрит, я понял его замысел. Здесь собрались джентльмены — если это слово вообще применимо в данных обстоятельствах — весьма свирепого вида, густо нарумяненные женщины с младенцами на руках, зашедшие пропустить стаканчик джина перед тем, как вернуться домой. Мисс Мэри Энн Монк, сидевшая у стойки бара недалеко от двери, стрельнула в нашу сторону глазами, когда мы вошли.