Прах и Тьма
Шрифт:
– Мне нужна арт-терапия или что-то в этом роде. Гирлянда. Новые подушки.
Алехо посмотрел на Брэндона и кивнул.
– Декор. Мы можем это организовать.
Он откинулся на подушки рядом с Логан. Брэндон, сидевший на краю кровати, выпрямился. Он с тоской посмотрел на них, и Логан подумала, что он выглядит таким одиноким, что это ранит. Он наклонился на мгновение, как будто собирался лечь рядом с ними, но не мог. Так было всегда. Брэндон всегда был одновременно здесь и за тысячу миль отсюда. Логан бы сбилась со счета, если б стала вспоминать, сколько раз он делал
– Эй, – прошептал Алехо. Он потянулся к руке Брэндона.
Брэндон встал и страдальчески улыбнулся.
– Уже поздно. Я собираюсь лечь спать. Я не такой полуночник, как вы.
Алехо ничего не сказал. Дверь между комнатами закрылась за Брэндоном, и они оба погрузились в неловкую тишину. Логан прочистила горло. Было еще не поздно обратиться с просьбой.
– Я чувствую, что нам не обязательно здесь оставаться.
– Да. Не обязательно.
Свитер Алехо зашуршал, когда он глубже зарылся в матрас. Заставить его признать даже это было маленькой победой. Ладонь Алехо была прижата к глазам, губы недовольно и напряженно сжаты.
Логан села.
– Тогда что мы здесь делаем? Ну на самом деле?
– Что ты имеешь в виду? – спросил Алехо.
– Прошло уже шесть месяцев. Что вы упорно пытаетесь выяснить?
– Иногда, – вздохнул Алехо, – дело не в том, чтобы разобраться во всем. Речь идет о том, чтобы быть семьей. Твой отец разбирался с этим местом в полном одиночестве. Меньшее, что мы можем сделать, это приехать сюда и поддержать его.
– О да, потому что он очень поддерживал нас.
Неправильно было это говорить. Алехо уставился в потолок с непроницаемым выражением лица. Через мгновение он перевернулся и встал с кровати. Словно желая заверить ее, что он не сумасшедший, улыбнулся, но как-то грустно.
– Здесь будет хорошо смотреться гирлянда, – сказал Алехо. – Может быть, завтра проедемся по магазинам.
Логан кивнула. Она как будто тонула, но это были не те воды, в которых она в разное время купалась с Алехо. Он не был Брэндоном – между ними никогда не было этой стены молчания. Она хотела спросить, почему Брэндон находится здесь так долго. Она хотела спросить о пропавшем мальчике. Она хотела умолять его уехать.
Вместо этого она сказала:
– Спокойной ночи, папа.
Интерлюдия
Тьма – это не чудовище.
Она просто есть.
Она наслаждается этим миром и его печалями. Она ощущает витающий в воздухе запах страха. Она видела великие сияющие города у моря, густые леса, в которых нет присутствия человека, пустыни, настолько огромные, что, кажется, до самого горизонта все пространство усыпано золотом. Но больше всего ей нравится Снейкбайт. Снейкбайт – это место, где родилась Тьма. Снейкбайт – дом Тьмы.
Тьма голодна сегодня вечером.
Она умирает с голоду.
Хозяин сидит один. Он часто сидит один, молча колеблясь между чувством вины и безразличием. Телевизор включен, как всегда, идет спортивная игра, которую хозяин не смотрит. Хозяин не может смотреть. Он думает о крови на своих пальцах. Он думает о звуках сдавленных вздохов и хрусте костей. Раньше эти вещи не занимали мысли хозяина, но теперь смерть – единственное, о чем он думает. Не страх смерти, а желание ее.
Хозяину нужна смерть как воздух, чтобы дышать.
– Ты этого хочешь, не так ли? – шепчет Тьма хозяину, когда они одни. – Ты силен, но недостаточно силен. Почему бы не делать то, что ты хочешь?
Хозяин вздрагивает.
– Я сделаю. Позже. Люди все еще напуганы.
– Прошло много времени, – выдыхает Тьма. Ее голос проносится по комнате как теплый ветерок. – Никто больше не ищет. Никому нет дела. Они двинулись дальше. То же самое будет и со следующим.
Хозяин откидывается на спинку стула. Ему не нравится, когда на него так давят, но Тьма ждала достаточно долго, чтобы он нанес удар. С каждым днем она становится все слабее. Она убывает и прибывает в тенях, плывя, чтобы остаться в живых, пока ее бесполезный хозяин сидит и думает.
– Что ты от этого получишь? – спрашивает хозяин. Он закидывает ноги на кофейный столик и закрывает глаза. – Это делает тебя сильнее?
– Это не имеет ко мне никакого отношения, – напоминает ему Тьма. – Я пришла к тебе, потому что тебе нужна помощь. Хозяева перед тобой были слишком напуганы, чтобы понять, что я предлагаю. Не убегай от самого себя.
Хозяин смотрит на свои руки.
– Это лишь временно, – говорит Тьма. – Как я уже говорила тебе в самом начале, когда ты не будешь нуждаться в помощи, я оставлю тебя. Когда твое сердце скажет тебе, чего оно хочет, и ты больше не будешь колебаться, я тебе не буду нужна.
Хозяину нравится эта идея. Он воображает, как разгуливает по стране, слишком умный, чтобы его поймали. Он представляет новости, осуждающие его действия, в равной степени напуганные и очарованные им. Он представляет себе статьи, написанные о нем, пытающиеся понять, как он это сделал; как ему сошло это с рук. Когти Тьмы так глубоко вонзились в него, что он их там не чувствует. Хозяин задумчиво прищелкивает языком.
– Что, если ты захочешь, чтобы я сделал что-то, чего я не хочу?
– Невозможно. Я могу хотеть только того, чего хочешь ты. Такова моя натура. – Тьма обволакивает хозяина, он чувствует ее тепло и успокаивается. – До тех пор, пока ты носишь меня, я – это ты. Я больше не могу быть ничем другим.
Хозяин прочищает горло.
– Значит, партнеры.
– Партнеры, – соглашается Тьма. В какой-то степени хозяин не ошибается. Они партнеры. Тьма давит на него, вырывая часть его сердца, жаждущую нанести новый удар. Под его кожей скрывается гадюка, а гадюки не предназначены для того, чтобы проводить свои дни в ожидании. Тьма дышит: