Прах к праху
Шрифт:
Он выключает лампу дневного света над верстаком. Феликс возится в клетке. Крис возвращается на кухню.
– Послушай, тебе нет нужды все время так меня опекать, – говорю я. – Ненавижу это. Чувствую себя какой-то уродкой.
Он садится рядом и берет меня за руку. Переворачивает ее и рассматривает ладонь. Сгибает мои пальцы. Смотрит, как я их разгибаю. Мы оба знаем, сколько усилий мне нужно приложить, чтобы движение получилось плавным.
– В моей группе два новичка, Ливи. Я не уверен, что они готовы к такой операции, какая требуется в Уэльсе. И я не хочу рисковать
– Новички? – переспрашиваю я. – Ты не говорил.
– Наверное, забыл. Они со мной уже около полутора месяцев.
– Кто?
– Один парень – Пол. И его сестра. Аманда.
Он так пристально, не мигая, смотрит мне в глаза что я понимаю – это она. Аманда. Ее имя повисает между нами, словно облако тумана.
Крис смотрит на меня и понимает, что я знаю. Одно мое слово, и завяжется разговор, который он, без сомнения, обещал Аманде.
Нет. Я не стану об этом думать. У Криса есть право на личную жизнь, как и у меня было право на свою. И я достаточно часто нарушала правила организации, пока была ее активным членом.
Как только я доказала Крису свою удовлетворительную физическую подготовку – бегая, лазая, прыгая, проскальзывая, ползая на животе и делая все, что он ни прикажет, – я начала посещать открытые собрания учебного звена ДСЖ. Они проводились в церквах, школах и общественных центрах, где антиви-висекционисты из десятка организаций доносили информацию до местных жителей. Таким образом я узнала о том, что и как делается во время опытов на животных. Я познакомилась с моральными и этическими аргументами обеих сторон. Читала что мне давали. Слушала что говорили.
С самого начала я хотела войти в группу штурмовиков. Я могла бы утверждать, что одного взгляда на Бинза в то утро, когда его принесли на баржу, было достаточно, чтобы сделать из меня горячую сторонницу дела, но правда в том, что я хотела стать штурмовиком из-за Криса. Из-за того, чего хотела от него и что стремилась ему доказать. О, естественно, я в том не признавалась. Дело в том, что к тому времеи я уже несколько месяцев не выходила на панель. Мне не сиделось на месте, мне нужна была хорошая доза адреналина, которую могли обеспечить неизвестность, опасность и увиливание от опасности. Участие в штурмовой группе казалось мне выходом из положения.
Штурмовая группа состояла из разработчиков и исполнителей. Разработчики подготавливали операцию – за несколько недель до нападения проникали на объект, крали документы, фотографировали животных, составляли карту местности, выявляли сигнализацию и отключали ее для проникновения уже исполнителей. Те осуществляли нападение ночью, ведомые капитаном, чье слово было законом.
Крис никогда не совершал ошибок. Он встречался с разработчиками, с руководящим звеном ДСЖ, с исполнителями. Одна группа никогда не видела другую. Он осуществлял связь между ними всеми.
Мое первое участие в операции в составе штурмовой группы произошло почти год спустя после нашей с Крисом встречи.
Оливия
Боль пронзала мое тело, словно раскаленным прутом. А ведь в моих силах было уничтожить боль. Мне и нужно-то было всего лишь вернуться в прошлое. Превратиться в существо, которое действует, не испытывая чувств. Сделать одно из сотни тех движений, что я когда-то делала с безразличием, за деньги, и боль растворилась бы, подчинись мне Крис.
Но ничего из этого я не сделала. Лежала на его постели и смотрела, как он спит. К тому моменту, когда боль добралась до горла, я приняла самое худшее, что есть в любви.
Сначала я ненавидела его. Ненавидела то, что он из меня сделал. Ненавидела женщину, которой, как доказал мне Крис, я могла бы стать.
Тогда я поклялась, что искореню в себе чувство, и начала действовать, соблазняя всех парней, каких только удавалось подцепить. Я трахала их в автомобилях, в пустующих домах, на станциях метро, в парках, в туалетах пабов, на барже. Я заставляла их лаять по-собачьи. Покрываться испариной и плакать. Умолять. Смотрела, как они унижаются, задыхаются и воют. Крис ни разу не среагировал. Ни разу не сказал ни слова, пока я не перешла к парням, входившим в штурмовую группу.
Они были легкой добычей, и я приводила их на баржу. Они смущались, отказывались, но я умела их убедить.
Они говорили:
– Ливи, мы не можем. Ну хотя бы не здесь. Если Крис узнает, он выгонит нас из группы.
– Предоставьте Криса мне, – отвечала я и закрывала за нами дверь. – Или вы не хотите? – спрашивала я и, взявшись за пряжку ремня, притягивала их к себе. Приближала губы к их губам. – Или вы не хотите? – повторяла я вопрос, запуская пальцы в их джинсы. – Ну? – произносила я у самых их губ и обнимала за талию. – Хотите или не хотите. Давайте, решайте.
Весь разум, который еще оставался у них к этому моменту, сосредоточивался на одной мысли, которую и мыслью-то назвать было трудно. Мы падали на мою кровать и избавлялись от одежды. Больше всего мне нравилось, когда попадались любители постонать и покричать, потому что тогда они производили много шума, а мне как раз это и нужно было – максимум шума.
Как-то ранним утром, после очередного налета, я занималась сразу с двумя, когда вмешался Крис. Бледный, он вошел в мою комнату. Схватил одного парня за волосы, а другого за руку и, сказав: «Все. Вы уходите из организации», – стал толкать их по коридору к выходу. Один из них обвинял Криса в лицемерии, другой лишь нечленораздельно вопил.
– Вон отсюда. Забирайте свои вещи и проваливайте, – сказал Крис.
Когда за ними захлопнулась дверь и защелкнулись засовы, Крис вернулся ко мне.
Воплощенное безразличие, я села на кровать и закурила.
–Умеешь же испортить людям настроение, – надулась я. Я была голой и даже не сделала попытки накинуть одеяло или халат.
Он стиснул кулаки и, кажется, даже задыхался от гнева;
– Оденься. Сию же минуту.
– А что? Ты и меня собираешься вышвырнуть вон?
– Не надейся, что так легко отделаешься. Я вздохнула: