Прах (сборник)
Шрифт:
От неприятных раздумий его отвлек «песочный», чуть ли не силой втолкнув Илью в дом.
Стены огромного холла были до самого потолка увешаны пестрыми шкурами хищных зверей – от рыси до бурого медведя. Противоположная стена была украшена медальонами из состаренного дерева с головами-чучелами животных.
Посреди холла стоял крупный седовласый мужчина лет шестидесяти, облаченный в восточный халат, его руки были заложены за спину. При появлении Ильи его глаза слегка прищурились, и в следующее мгновенье мясистое лицо расплылось в широкой улыбке:
– Ну, здравствуй!
Он
– Ну, что молчишь? – спросил мужчина, продолжая улыбаться. – Не узнаешь своего крестного? Я Королев Петр Алексеевич. А ты мой крестник. Поди, забыл?!
Илья молча смотрел на хозяина особняка, судорожно раздумывая над ответом.
– Я… – хрипло начал он, но Королев его перебил:
– Мы с твоим отцом лучшие друзья были.
– Друзья? – глупо переспросил Илья, и Петр Алексеевич подтвердил:
– Именно. Жаль мужика.
Перехватив заторможенный взгляд беглеца, Королев сдвинул брови:
– Так ты что?.. В самом деле?
Он посмотрел на «песочного», который застыл с каменным выражением на лице, затем перевел взор на Бориса. Тот загадочно улыбнулся, и Петр Алексеевич кашлянул.
– Ладно. Я вижу, тебя слегка потрепали во время твоих приключений.
Не оборачиваясь, он крикнул:
– Лида!
Буквально через секунду со второго этажа бесшумно спустилась хрупкая девушка в темно-зеленой блузке и такого же цвета юбке. Она подошла к Королеву, выжидательно застыв на месте.
– Посмотри, что с парнем, – приказал он. – Обработай раны, обеспечь свежей одеждой. Когда все будет готово, проводишь в гостиную.
Как во сне, Илья направился вслед за девушкой. Она завела его в крошечный закуток, напоминающий кабинет врача, где быстро вымыла руки и, натянув резиновые перчатки, знаком велела ему лечь на кушетку.
«Почему она все время молчит?» – подумал Илья, блаженно растягиваясь на прохладном полиэтилене. Очередная перевязка раны вызвала новый приступ боли, но Труднов приложил все усилия, чтобы Лида не заметила этого.
Закончив с рукой, она промыла ему лоб, заклеив рассеченное место пластырем.
После этого девушка отвела его в душевую кабину, жестами объяснив, что обработанные места лучше не подставлять под воду, но Илья знал это и без ее напоминания.
«Похоже, девчонка немая», – решил он, и ему почему-то стало жаль ее.
От предложенной Лидой одежды Труднов отказался. Почему-то в мятых брюках и выцветшей рубашке, которые дала ему старуха в заброшенном доме, он чувствовал себя спокойнее и даже уютнее.
Когда все было готово, Лида взяла его за руку и, словно ребенка, повела обратно, вниз, на первый этаж, и ему нравилось прикосновение ее тонких нежных пальцев. В какой-то момент Илья даже подумал, что готов идти за этой стройной, как юная серна, девушкой хоть всю жизнь – вот так, держась за руки, как влюбленные дети.
Приоткрыв дверь в гостиную, она вопросительно посмотрела на Петра Алексеевича, и когда тот кивнул, тихо отступила в сторону, позволяя Илье войти внутрь.
За громадным столом, сплошь заставленным всевозможными блюдами и тарелками, сидели всего двое – Королев и Борис.
– Ребята, оставьте нас, – негромко произнес Петр Алексеевич, и те, как по команде, поднялись, пряча смартфоны в карманы.
– Дмитрий, не забудь забрать товар, – напомнил Королев, и тот, что был в бомбере, молча кивнул.
«Охрана», – догадался Илья.
– Что стоишь? – удивился Петр Алексеевич. – Давай, располагайся. Уверен, что после тюремной баланды ты не прочь побаловать свой желудок.
Илья почувствовал, как его рот наполняется вязко-теплой слюной. Невзирая на сосущую тревогу, которая не отпускала его с того момента, как «песочный» взял его к себе на катер, при виде такого обилия съестного у него буквально разбегались глаза. Нежно-розовые ломтики семги, запеченная в сметане и тушеными овощами таймень, покрытая золотистой корочкой курица, миска с крупными мидиями, сквозь полуоткрытые створки которых желтела пропеченная мякоть моллюсков, нарезанные свежие помидоры со сладким перцем, присыпанные душистым укропом, прозрачная вазочка, доверху наполненная красной зернистой икрой, поблескивающая влажной пленочкой, розетки с моченой красной смородиной, голубикой и малиной и многое другое.
– Ну, чего застыл? – усмехнулся Петр Алексеевич. Взгляд его опустился на брюки Ильи. – А чего в новое не переоделся?
– Не надо, – выдавил Илья. – Я лучше в своем.
– Что в кармане-то? – прищурился Королев.
Беглец опустил взор, наткнувшись на рыбий хвост, невозмутимо торчавший из левого кармана.
– Так, – неопределенно проговорил он и принужденно улыбнулся: – Энзэ.
– Я уже понял. Дай сюда.
Илья молча вынул из брюк задубевшую от соли рыбину и положил ее на стол. Петр Алексеевич с брезгливым видом взял ее кончиками пальцев, принюхался.
– Дерьмо, – сделал вывод он, швыряя воблу прямо на пол. – Если любишь сушеную рыбу, я тебя угощу такой, что за шиворот не оторвешь, особенно под пиво. У нашей тарани с икорки жирок капает, а ребрышки, если на свет смотреть, аж прозрачные.
Борис засмеялся, цепляя вилкой кусочек семги, а Илья молча смотрел на воблу, сиротливо валявшуюся на полу. У него неожиданно возникло ощущение, что ему только что смачно харкнули прямо в лицо. Как будто это хамло в расшитом золотом халате только что вместо рыбины вырвал из его груди сердце, кинув на пол, словно кость собаке. С отвращением бросил на пол его собственное сердце, вырванное из груди.
Илья хотел сказать, что не так уж он любит сушеную рыбу. Он хотел сказать, что не очень-то это вежливо – кидаться продуктами тем более если они чужие и тебе не принадлежат. Он хотел напомнить, что эта рыба – последнее, что было у несчастной старухи, когда она собирала его в дорогу, и сейчас она осталась вообще без еды, не считая жалкую кучку ягод, засохших до каменной твердости. Все это буквально рвалось наружу кипящим варевом, но усилием воли Илья сдержался.
Он будет играть по здешним правилам.