Прах
Шрифт:
Рядом располагались ещё несколько домов в похожем стиле — что-то вроде отдельного микрорайона на границе между городом для простых людей и городом для аристократов. Обычно в таких микрорайонах проживали мелкие бояре, отпрыски из знатных семейств — полузнатные или те, кто ещё не получил наследство, и люди из приближённого круга. Квартал был довольно тихим, как и весь боярский район, машины здесь ездили редко.
Загнав машину на просторную подземную парковку, которая более чем наполовину никогда занята не была, я поднялся на лифте на четвёртый этаж. Мы жили в центральной части дома — как раз напротив парка. Не знаю, как в других подъездах, но здесь на каждом этаже находилось
Квартира была огромной. Из прихожей в обе стороны шли коридоры, а центральная двустворчатая дверь вела в гостиную, что по площади не уступала самой крупной гостиной в нашем старинном загородном особняке. Здесь находились и книжный шкаф (правда, почти пустой), и стол с компьютером, и диваны для посиделок. Огромное окно выходило в парк. Был в квартире и отдельный кабинет, но я им не пользовался. Большинство комнат вообще непонятно, зачем тут были нужны, я открывал их лишь один раз: когда заселялся, чтобы посмотреть, что там.
В квартире царила тишина, но поскольку у Иры занятия начинались позже, скорее всего она ещё была дома.
Пройдя по коридору, заглянул в спальню. Свет проникал сквозь щель между тяжёлыми бархатными шторами. Ира лежала, закутавшись в одеяло. На полу валялась разбитая ваза, что показалось странным. Неужели нельзя было убрать? Не похоже на неё. Да и вообще, долго она дрыхнет: занятия скоро начнутся.
Я подсел к Ире на кровать и осторожно провёл по волосам, разметавшимся по лицу. Надо было всё-таки приехать вчера. Наверное, Ира скучала одна, хотя я ей прислал сообщение, что вернусь утром. На столе стоял компьютер с двумя голографическими мониторами, которые сейчас были выключены и выглядели простыми металлическими планками на серебристой ножке. Ира всегда занималась делами здесь. Нет, вряд ли она скучала. Скорее всего, сидела, как обычно, за компьютером. Она часами могла таращиться в монитор и тыкать пальчиками в клавиатуру, даже на еду отвлекалась с трудом.
Я хотел уже пойти посмотреть, что есть в холодильнике, дабы утолить голод, но тут Ира открыла глаза.
— Доброе утро, — сказал я. — Вставай. Скоро на учёбу.
— Приехал? — Ира поднялась и села, обхватив накрытые одеялом колени.
— Что-то не так? — спросил я. — Что за бардак тут? Можно было бы убраться.
— Ага, — произнесла Ира. — Извини.
Она встала, надела джинсы, футболку и толстовку с капюшоном.
— Да что произошло-то? — спросил я снова.
— Не обращай внимания, — Ира вышла, вернулась с веником и совком и стала подметать осколки, а я смотрел на неё, не понимая, то ли я в чём-то виноват, то ли у неё опять какие-то заскоки. Лицо её не выражало ничего — пустота была во взгляде.
— Там кебабы в холодильнике, — сказала Ира, — вчера заказала несколько.
— Объяснишь мне, что происходит? — спросил я настойчивее. — Что за вид такой? Сколько уже можно наблюдать тебя в таком состоянии?
Ира исподлобья взглянула на меня и ничего не ответила. Ситуация начинала злить. Опять слова не вытянешь. То бывает уставится в одну точку и сидит, пока не отвлечёшь, а теперь надулась и молчит. Но ещё больше я, кажется, досадовал на себя из-за того, что не знаю, чем помочь, и что вчера не оказался рядом.
Подметя осколки, Ира положила в рюкзак портативник.
— Я поеду на учёбу, — сказала она.
— Даже не поешь? — удивился я.
— По пути куплю себе что-нибудь.
— Объясни мне, что случилось. Никуда не пойдёшь, пока не скажешь, — произнёс я.
— Говорю же, ничего, — Ира уставилась на меня
— Говори правду.
— Что ты имеешь ввиду?
— Хватит придумывать какую-то ерунду. Почему ты так себя ведёшь? Раньше ты мне всегда всё рассказывала. Что случилось?
— Ничего, — Ира испуганно замотала головой. — Честно. Я не обманываю. Можно пойду? Мне надо уже…
— Иди, — буркнул я.
Ира вышла из комнаты. Хлопнула входная дверь квартиры, я остался один.
Подперев голову руками, задумался. Злость и досада отпустили, в сердце что-то защемило. Поведение Иры и та недосказанность, что появилась между нами в последнее время, расстраивали. Я ломал себе голову, почему она прямо не расскажет о том, что её гнетёт, почему не поделится своими проблемами. Так хотя бы было понятно, что с этим делать.
Поднявшись, я подошёл к окну. Оно выходило на сторону скверика с фонтаном. Людей тут почти не было, только какой-то мужчина с собакой брёл по дорожке. За желтеющими деревьями виднелся дом, похожий на наш.
Полюбовавшись на осенний пейзаж, я отправился на кухню, заварил кофе, разогрел в микроволновке кебаб и, включив экран смарта, принялся есть и читать новости.
Одной из главных новостей на сегодняшний день было строительство крупного завода нефтегазодобывающего оборудования. Речь шла как раз о том предприятии Белозёрских, четвёртая часть которого принадлежала мне. Строить его начали ещё в конце августа, но из-за каких-то проблем приостановили, а теперь возобновили. Свою долю я пока не внёс, собирался это сделать на следующей неделе. С деньгами, конечно, имелись трудности. Сейчас я находился не в столь бедственном положении, как три месяца назад, когда меня чуть не выгнали из рода, лишив половины наследства, но и триста пятьдесят миллионов на руках не было. Чтобы их наскрести, придётся продать что-то из уже имеющихся активов, а делать этого не хотелось. Вот я и ломал голову, как решить вопрос.
В остальном ничего интересного в новостях не писали. Какая-то возня была на границе с ливонцами, новообразованное государство которых Союз не признавал, но и воевать с ними больше не решался, опасаясь давления мировой общественности в лице Ирана и Турции. Ещё и премьер-министр УСФ подливал масла в огонь своими резкими заявлениями по поводу войск СРК на границе с УСФ.
В Новгородском же княжестве было всё тихо, если не считать автомобильной аварии в центре вчера вечером. Люди, как всегда, мирно ехали на работу, начинался очередной будничный день. К спокойной жизни тут уже давно все привыкли. По уровню благополучия населения Новгород мог тягаться с Москвой и Владимиром.
После завтрака я набрал номер, с которого вчера звонил глава МСБ Пётр Голицын.
— Рад, что вы проявили благоразумие, — ответил хрипловатый фальцет в наушнике гарнитуры. — Вас интересуют дела вашего дяди и других членов семьи, я верно понимаю?
— И желательно, чтобы доказательства их вины были убедительными, — сказал я.
— Через десять минут проверьте почту — отошлю вам материалы дела. Там не всё, но надеюсь, хватит. Возможно, вам в это трудно поверить, но ваши родственники действительно занимались незаконной торговлей оружия, продавая его тем лицам, которым Союз запрещает поставлять оружие. Этим занимались и ваш дядя, и ваш отец. Участие остальных доказать не удалось, — Голицын говорил почти без интонации, словно зачитывал с бумаги текст. — Вот и подумайте, почему так важно, чтобы оборонная промышленность была сосредоточена в руках людей, лояльных государству, что мы, собственно, и добиваемся.