Праксис
Шрифт:
В нормальных условиях сближение с яхтой не представляет для служебных катеров особой сложности. Это небольшие суда, приспособленные для одной и той же цели — быстрой транспортировки одного пилота, — способные выдержать большие ускорения и частую смену курса. Яхта должна быть способна на резкие изменения направления, иначе ей не выиграть гонку; а военный катер должен быть достаточно крепок, чтобы не развалиться до того, как выполнит любое неожиданное задание.
Но Мартинес понимал, что еще никто не пытался произвести сближение судов в таких дурацких условиях. Яхта кувыркалась таким заковыристым образом, как
Мартинес отчаянно пытался придумать, что делать с этой бултыхающейся в пространстве посудиной. Построив модель стандартного флотского катера, он попытался подвести ее к яхте, но раз за разом катер разбивался вдребезги, так и не добившись успеха.
Если бы это происходило на самом деле, погибли бы сразу два пилота — и Блитшартс, и водитель спасательного катера.
От дальнейших экспериментов его отвлек запах яблока. Наверное, того самого, которое чистил Абаша, или запах рассыпавшихся по полу очистков — этот запах напомнил ему, что он в последний раз ел полдня назад.
Сохранив модель, он сорвал с головы наушники.
— Арт, — спросил он, поворачиваясь к столику Абаша, — у тебя, случайно, не осталось яблока? Или еще чего-нибудь поесть?
И тут до него дошло, что на мундире стоящего перед ним человека многовато галунов для простого лейтенанта.
— Господин командующий!
Мартинес вскочил, выпятив подбородок. Многострадальное седалище, больше часа вынужденное провести на стуле, сделанном для неземлян, отчаянно заныло.
Командующий флотом Эндерби снисходительно посмотрел на Мартинеса.
— Вольно, лейтенант, — сказал он.
— Слушаюсь.
Эндерби посмотрел на экраны, на которых красовалась нарисованная Мартинесом незадачливая яхта.
— Непростая задачка, верно?
— Похоже на то, сэр.
Мартинес скрипнул зубами от боли. От гнева, охватившего Эндерби во время их последнего разговора, не осталось ни следа: командующий снова был самим собой, информированным обо всем, что происходит в его ведомстве, но не вникающим в детали, которые были делом нижестоящих. Мартинес так и не смог решить для себя вопрос, было ли это результатом особой тупости или мудрости командующего.
— Боюсь, что для Блитшартса это последняя гонка, — заметил Эндерби. — Я не могу позволить флотскому катеру разбиваться, пытаясь вытащить яхту из явно безнадежной ситуации. — По лицу Эндерби промелькнуло выражение сострадания, затем он снова перевел взгляд на Мартинеса: — Позвони в буфет и закажи чего-нибудь, если хочешь. Можешь сослаться на меня.
— Слушаюсь, милорд, — рука Мартинеса задержалась над нарукавным дисплеем. — Заказать вам чего-нибудь, господин командующий?
— Нет, спасибо. Я уже пообедал.
Мартинес почувствовал, что изрядно проголодался. Он заказал суп, салат, несколько сэндвичей и чашку кофе. Пытаясь не хромать, ступая на отсиженную ногу, он убрал лайонское кресло и заменил его другим, рассчитанным на людей. Аккуратно опустившись в него, он опять посмотрел на картинку, застывшую на экране.
В ноздри ему опять ударил запах яблок. Он покосился на Абаша, по-прежнему сидящего за столом. Абаша глядел на рабочие экраны, но по прямой осанке и нарочитой внимательности его жестов было понятно, что он всей кожей чувствует присутствие в помещении командующего флотом метрополии.
Носовой платок Абаша с горкой яблочных очисток лежал возле него на столе. Мартинес протянул к нему руку — это был рефлекторный жест, въевшаяся в натуру забота о том, чтобы рядом с командующим флотом не было никакого мусора, — и огляделся по сторонам, прикидывая, куда бы его выбросить.
Его взгляд остановился на горке очисток, лежащих кучкой на белой ткани, и, холодея от волнения, он неожиданно понял, что нужно делать дальше.
— Господин командующий, — медленно проговорил он, — мне кажется, я знаю, что делать.
Кэролайн Сулу мучил ночной кошмар, в котором ее душила подушка, мягко зажимая ей нос, рот, наваливаясь на грудь и не давая ей сделать вдох.
Она проснулась с воплем, отбиваясь от невидимого врага. Вспомнив, что находится в космическом катере, пристегнутая ремнями к креслу пилота, она сообразила, что значит эта темнота перед глазами, и стала усиленно массировать челюсть и шею, чтобы свежая кровь поскорее добралась до уставшего мозга. Наконец окружившая ее темнота начала рассеиваться, и она увидела перед собой обзорный экран. Незнакомый человек глядел на нее оттуда и говорил: «Вам нужно просто ввести его внутрь», — а потом главный двигатель ожил, катер застонал в ответ, и ее охватил ужас перед снова заливающей ей сознание чернотой.
Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем она снова очнулась, судорожно глотая воздух, пытаясь столкнуть навалившуюся на грудь свинцовую плиту. В ее скафандре были датчики, отслеживающие ее состояние: бортовому компьютеру ее катера вменялось в обязанность сохранить ее живой; заботы о комфорте его программа не предусматривала.
Посреди окутавшей ее темноты было пятно света. Сула повернула голову, чтобы в этом пятне оказалась приборная доска, и увидела, что катер шел с ускорением 6,5 g, — видимо, компьютер считал, что так и сохранит ей жизнь, и поскорее доставит, куда надо.
Темнота немного отступила. Она попыталась вдохнуть поглубже. И еще очень хотелось писать.
Отчаянным усилием Сула перевела взгляд на экран отсчета скорости. Глаза еле поворачивались в глазницах. Оказывается, скорость ее катера достигла только 0,076 световой.
Какая жалость. Значит, быстро это не кончится.
Наконец ужасная перегрузка прекратилась. Скафандр Сулы, мягкий, но прочный как сталь, помог ей выдержать давление, и вот оно отпустило ее руки и ноги, по ним побежали мурашки, возвещающие, что кровь снова приливает к задыхающимся мускулам. Коротковолновые импульсы, излучаемые амортизационным ложем, помогали телу разгонять кровь по сосудам, предотвращая пролежни и застой кровотока, и она с облегчением почувствовала, что парит, удерживаемая только пристежными ремнями. Мрак отступил от ее глаз, и она наконец-то смогла вдохнуть полной грудью.