Практика на Лысой горе
Шрифт:
– Изыди, – не меняя выражения лица, сообщила Танька.
Мы попытались обойти его, но Венька лишь раскинул руки, словно хотел обнять обоих. Оно и неудивительно – по сравнению с этой дылдой мы что два воробушка.
– Королева моего сердца, за что же так? – Ухмылка Веньки стала больше похожа на оскал. В карих глазах блеснуло что-то очень нехорошее. Ни для кого не было секретом, что четверокурсник запал на первокурсницу, которая его и за человека не считала.
– Мы спешим, – хмуро вставила я, – нас куратор ждет.
Чуть приукрасила этим «нас»,
– Надо же. Продолжаешь, что ли, красавица? Одного мало было? Или у тебя такое хоб…
Танька сбросила его руку и ударила коленом между ног. Венька охнул и согнулся. Распускать руки – это он зря. Багрищенко прикосновения терпеть не может и… не терпит.
– Отстань, придурок! – рявкнула она и, ухватив меня за руку, потянула за собой.
Я еле успевала перебирать ногами, невольно вжав голову в плечи: кто знает, что этому идиоту придет в голову?
Ругательства за спиной как-то резко смолкли. Я попыталась обернуться, но стальная хватка Багрищенко давала понять, что этого лучше не делать.
– Сам виноват, – прошипела Танька, – ненавижу его. С сентября проходу не дает.
Кто-то глухо зарычал. Руки вмиг похолодели. Танька замерла, я хрипло выдохнула: рычание… нечеловеческое, жуткое.
Мы медленно обернулись и заледенели. Веня стоял на месте, но… Темная одежда лоскутами валялась возле ног, кожа на руках и ногах вздулась отвратительными пузырями. Лицо вытянулось, глаза впали, зубы удлинились, с клыков закапала слюна. Непропорционально длинные руки потянулись вперед. Я заорала, Танька сдавленно охнула. Чудовище уставилось на нас, рыкнуло и рвануло вперед. Не разбирая дороги, мы помчались по коридору. Неслись прямо к залу заседаний педагогов, не рискуя оглянуться.
Рычание нарастало, давая понять, что нас нагоняют.
– Что это? – выдохнула я, резко сворачивая и перепрыгивая почти через три ступеньки, совершенно не контролируя рвавшиеся наружу всплески магии.
– Дрянь, – бросила Танька, – он… Хм…
Она быстро развернулась, начертила в воздухе вспыхнувший холодным серебром символ. Черные волосы взлетели, как от дуновения ветра, в глазах сверкнула молния. Я невольно попятилась к стенке. Ведьма… настоящая, чтоб тебя…
Чудовище на миг остановилось, жалобно взвизгнуло. Таня начертила второй символ, но он очень быстро исчез.
– Дидько! – ругнулась она. – Валим!
– Что, девчата? – спросил кто-то голосом завхоза.
Я взвизгнула и уставилась перед прямо собой. Из воздуха медленно проявлялась низенькая фигура. Жорж Гаврилович был чернее трубочиста, с отливавшими дьявольской краснотой глазами. Приплюснутый нос больше напоминал свиное рыльце.
– Ох, – выдохнул он, принимая свой обычный вид, глядя на скулящее чудовище, которое пыталось обойти сияющие остатки Танькиного символа. – Эта-а-а что?
– Кормильцев, – пискнула я, – был.
Воздух вокруг Дидько закрутился, в его руках появился странный инструмент, очень напоминавший вилы.
– Бегите за подмогой, – шепнул он и оттолкнул нас за спину.
Мы с Танькой вылетели в коридор, разлетелся жуткий визг, аж мороз по коже продрал. На краю сознания отпечаталась мысль, что крыло словно вымерло. И появление Дидько – невероятное везение. Снова зазвонил мобильник. Я на бегу схватила трубку.
– Татьяна там не заблудилась? – поинтересовался Андрей Григорьевич.
– Нет! – выпалила я. – То есть да!
– Да?!
– Позовите кого-нибудь на помощь, тут чудовище в злыдневском корпусе. Дидько его не удержит!
– Понял, – коротко бросил куратор.
Рассказ получился сумбурным, но, кажется, он действительно понял. Таня тем временем была уже возле выхода и не слышала, с кем я говорила.
– Дина! – крикнула она. – Давай сюда быстрее, тут хоть в окно Вия крикнем.
Я побежала к ней, но тут же уткнулась носом во что-то твердое. Подняла голову и ойкнула – рядом стоял Чугайстрин.
– Где? – коротко бросил он.
Вид у куратора был какой-то странный: сдержанный, почти суровый. Губы сжаты, сам словно на несколько лет старше стал. Вопль чудовища повторился.
– Обалдеть, – сделала вывод Танька и кинулась назад по коридору. – Сюда!
Меня никто ждать не стал, поэтому пришлось плестись в самом конце. Появление куратора несколько отрезвило и успокоило. Сил побольше, даже если кинет эту дрянь в стазис – уже хорошо. Но как он тут так быстро появился?
Дидько был на лестнице, однако значительно терял позиции. Чудовище выло и теснило его, то и дело стремясь ухватить за шкирку. Переломанный инструмент завхоза валялся на полу. Чугайстрин быстро оценил ситуацию и вскинул руки. Зеленое пламя обвило его пальцы, миг – ударило прямо в сердце чудовища. Оно взвыло раненым зверем и начало медленно оседать. Чугайстрин нахмурился, качнул головой, щелкнул пальцами, и чудовище окутала снежно-белая сеть. Он выдохнул и провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть усталость.
Я, замерев, наблюдала за происходящим. Ранее такого видеть никогда не доводилось. Как быстро, слаженно и… аккуратно.
– Так-так, – медленно произнес Андрей Григорьевич. – Что это было?
– Зараза какая-то, – резонно заметил Дидько, отряхиваясь и с сожалением глядя на прожженную одежду. – Вы представляете, кислотой плеваться начал! Мне-то чего, а робу жалко, новую выписывать – такой головняк, я вам говорю. – Но, посмотрев на Чугайстрина, мигом посерьезнел. – Спасибо, вовремя подоспели. Не знаю, сколько бы смог удерживать эту зверюгу.
– Что это вообще такое? – терпеливо повторил Чугайстрин вопрос.
Дидько пожал плечами и покосился на нас.
– Ну, девчата, выкладывайте. Оно неслось за вами.
– Мы… – неуверенно начала я.
– Мы встретили Кормильцева с четвертого курса, – ровным голосом перебила Таня. – А потом он превратился… в это.
Чугайстрин внимательно посмотрел на нее, правда, в зеленых глазах скользила некая растерянность. Что ж, его тоже можно было понять.
– Вот так просто взял и превратился?