Практика Сергея Рубцова
Шрифт:
Вот и шестой вагон. Скрипя тормозами, поезд остановился. Сердитый, заспанный проводник отбросил металлический щиток, закрывавший ступеньки, и, обращаясь к другому, стоящему в тамбуре железнодорожнику с голубой повязкой на руке, произнес, оправдываясь:
— Не у меня они напились, товарищ начальник, а в вагоне-ресторане. Что, я нянька каждому?
— У вас, товарищ Гаврилов, вечно происшествия, — раздраженно оборвал его начальник поезда.
— Шесть, часов назад человек отстал от поезда, а вы мне заявляете об этом только сейчас.
— А откуда я знал, что он отстал? Может, он в другом вагоне сидит, в карты играет?
— Какое у него место? — досадливо морщась, спросил начальник поезда.
— Вещей много?
— Чемоданчик. Девятнадцатое место, нижняя полка.
Когда Сергей услышал этот разговор, у него тягостно заныло сердце. «Не будем отчаиваться, — тут же успокоил он себя. — Смирнов мог уступить свое место другому. Возможно, он даже сделал это сознательно. В таком случае отстал от поезда не он, а кто-то другой».
Проводник и начальник поезда пошли в вагон. Следом за ними двигался Сергей, на которого никто не обращал внимания. В третьем купе, несмотря на открытое окно, слышался едкий запах водочного перегара. Этот запах исходил от человека, спавшего на нижней полке, натянувшего одеяло на голову и выставившего напоказ голые ступни ног. Под полкой виднелись лежавшие на полу пустые бутылки.
— У вас не пьют… — проходя мимо, язвительно сказал начальник поезда.
— А что я сделаю? — огрызнулся проводник. — Могу я запретить человеку выпить?
Девятнадцатая полка была пустой. Постель на ней была несмятой, видимо, на нее так никто и не ложился. Под взбитой подушкой лежал небольшой чемоданчик.
Начальник поезда заглянул в багажный ящик под полкой (там было пусто), приподнял чемодан.
— Ну, вещей у него немного, — удовлетворенно произнес он. — Чемоданчик лёгонький. Товарищи, когда вы в последний раз видели пассажира с этой полки?
Находившиеся в купе пассажиры пожимали плечами. Оказалось, что некоторые из них совсем не помнят пассажира с девятнадцатой полки, другие видели его только один раз еще в Синегорске, когда он занимал свое место, и хорошенько не запомнили его внешности. Впрочем, дамочка с накрашенными губками и набело пережженными перекисью волосами, одетая в яркий халат, заявила:
— Совсем молодой мужчина. Такой вполне представительный, интересный, интеллигентный.
— А вот мы того, что спит… спросим, — сказал проводник.
— Он, кажется, с ним выпивал.
Проводник и начальник поезда направились в третье купе. Сергей наклонился к дамочке и спросил равнодушным тоном, кивая на пустую полку:
— Он, кажется, блондин?
— Нет, нет, что вы, — поспешно ответила дамочка. — Шатен, даже, пожалуй, брюнет, такая хорошая волнистая шевелюра.
— Золотые зубы? — небрежно обронил Сергей и замер, ожидая ответа.
Дамочка наморщила нос, припоминая:
— Да, да, один золотой зуб, верхний. Я обратила внимание.
Рубцов кивнул головой, не то соглашаясь, не то благодаря, и поспешил к третьему купе. Там проводник усиленно тормошил спящего пассажира, но пассажир только мычал что-то невнятное, натягивая одеяло на голову, й дрыгал босой ногой. Наконец, его разбудили. Из-под края одеяла он взглянул на проводника мутным, темным глазом, видимо, еще не соображая, где он находится и чего от него хотят.
— Гражданин, когда, на какой станции отстал ваш знакомый?
— Какой?
Мучительно искривившись, пассажир откинул с груди одеяло, опустил на пол босую ногу и протянул руку к столику.
— Где-то… Мамаша, я вам свою кружку давал. Водички бы.
— Вот она, сынок. Как же! Раз я взяла чужую вещь — никуда она не денется.
Сидевшая на противоположной нижней полке старушка налила в фаянсовую чашечку с синим ободком воды из бутылки и подала ее, очевидно, еще не протрезвившемуся пассажиру. Крепко зажав пальцами чашку, он жадно выпил воду.
Сергей заметил, как дрожала его рука, когда он ставил чашку на столик.
— Гражданин, ваш товарищ отстал от поезда, — сказал проводник.
— Какой еще товарищ? — угрюмо и почти злобно взглянул на него пассажир. — Когда у меня деньги есть, товарищей много…
— Тот, что с вами выпивал в ресторане, — уточнил проводник.
— Я за свои деньги пью. Да. Такое у меня правило.
— Снова мучительно поморщившись, пассажир нашел вафельное полотенце и туго обвязал синеватую, видимо, два-три дня назад обритую голову. — А что, кто-то не рассчитался?
— Не в этом дело. Пассажир отстал. Тот самый, что за столиком с вами сидел.
Пьяный о чем-то вспомнил, улыбнулся показывая ровные, крепкие зубы.
— А-а, липкий этот. Был один… Все выспрашивал, где, да как, да что. Тип.
— Где вы его потеряли?
— Я его не терял. Я его отшил, — сказал пассажир, ложась на полку и натягивая на себя одеяло. — Сразу отшил, как он только подсел. Знаем таких.
— В котором часу это было? Когда вы пришли в вагон? — допытывался начальник поезда.
— А я когда пью, то часового графика не соблюдаю. Извиняюсь!
Пассажир повернулся на бок, лицом к стенке, и натянул на голову одеяло.
— Когда он вернулся, было два часа ночи, — сказала старушка. — Я почему помню: перед этим как раз станцию Разлив проезжали. Слышу идет мой соседушка — пьяный, как ночь. Сразу разделся, бух в постель и заснул, как мертвый. Я выглянула в окно, вижу: на станционных часах — начало третьего. Беда с этими молодыми. Пьет-то как. Ведь как сел вчера утром в поезд, так и не протрезвляется.