Практика Сергея Рубцова
Шрифт:
Рубцов рассказал о том, что он узнал о Голубеве от Милицейского следователя.
— Ну, этот учитель далеко от нас не уйдет, — небрежно и, как показалось Сергею, самоуверенно заявил майор. — Кстати,/ как вы думаете, товарищ курсант, кого легче разыскивать — молодого или старика, если тот и другой пытаются скрыться?
Ожидая ответа, Кияшко почти с детским любопытством смотрел на Рубцова.
— Старика. Почему? Молодой бойче, резвее, ему легче убежать? — хитровато прищурился майор.
— Нет, не только это. Стариков значительно меньше, чем молодых, и, мне кажется, они приметней.
— Пожалуй, верно, — вздохнул майор и приложил руку к боку.
— Ох, в наш век атомной энергии и рака…
Он что-то вспомнил, быстро взглянул на часы, крякнул, с удовольствием потирая руки, и подытожил разговор неожиданно бодрым выводом.
— Да, жизнь наша коротка. Посему, товарищ курсант, едем те ко мне, пообедаем и махнем на стадион. Сегодня должна быть интересная игра. Билеты есть. Вы как насчет футбола?
Сергей был изумлен такой беспечностью.
— Товарищ майор, думаю, мне следовало бы еще поработать…
— Э, работа! Есть такая украинская пословица — от работы волы дохнут… — заявил Кияшко.
— Работы будет много. С этим Смирновым придется еще повозиться… Но сейчас-то делать вам нечего. Все равно нужно подождать сообщения о результатах, которые получим по нашему заданию, а их получим только ночью. Вот и отдохните, вам нужна свежая голова. Поехали, а то на матч опоздаем.
Весь вечер Сергей провел с майором Кияшко. И в кругу семьи Кияшко оставался таким же самым, каким знал его Сергей по службе, — грубовато-добродушным, бодрым, неунывающим здоровяком. Жена и дети (детей было четверо: два мальчика и две девочки), видимо, обожали своего «старого», как называла майора его жена. За обедом Кияшко пил «Ессентуки» № 17, при этом хватался свободной рукой за бок и хитровато поглядывал на Сергея. На матче Кияшко проявил свой характер полностью. Он то кричал, подбадривая игроков, то, сунув пальцы в рот, оглушительно свистел, волновался, негодовал на судью, принимавшего якобы неправильные решения, спорил с соседями, толкал их локтем, ерзал на скамье, дергал ногами, когда игроки синегорской команды били по воротам противника, словом, вел себя, как отпетый и невоздержанный юный болельщик футбола.
Рубцов также с интересом следил за игрой, но его сознание как бы раздваивалось. Хлопая в ладоши, когда синегорцы забивали гол, он; в то же время под грохот аплодисментов и радостный рев зрителей думал: «Предположим, Смирнов убил неизвестного, фамилия которого начинается на буквы «Ди» или «Ды». Какова цель убийства? Желание ложной смертью запутать свои следы или Смирнов охотился за документами неизвестного? Скорее всего, и то и другое. Кому же тогда фабриковал документ Голубев?»
Все оставалось по-прежнему неясным, кроме одного — Смирнов жив. Но и это было не фактом, а предположением, зиждущимся на шатком основании — рецепте, найденном в кармане убитого. Бритоголовый пьянчуга из шестого вагона разжигал фантазию Сергея. Неоднократно Рубцов при помощи различных догадок уже готов был утверждать, что бритоголовый не кто иной, как Смирнов, ловко одурачивший своих соседей, проводника, начальника поезда и его, Сергея. Даже то, что он, по словам женщины, явился в свой вагон и заснул «как убитый» почти на два
Эта чашечка с синим ободком разрушала все предположения Сергея. Смирнов мог обрить голову, мог занять место своей жертвы в вагоне, он мог, наконец, быть похожим на того, кого он убил, и поэтому соседи по купе не заметили «подмены», но как он мог знать и помнить такую мелочь, как то, что «его» чашечка находится у старушки?.
Матч закончился. Победили синегорцы со счетом 5: 4. Кияшко казался очень довольным — он, конечно, «болел» за свою команду. «Эпикуреец», — с чувством раздражения подумал о нем Сергей, когда они выходили в шумной толпе из ворот стадиона.
Как было условлено, ровно в двенадцать часов ночи Рубцов позвонил майору. Тот пригласил практиканта зайти к нему в кабинет.
— Частично расшифровали ваш рецепт, — сказал Кияшко, показывая увеличенные фотоснимки рецепта, на которых некоторые недостающие линии букв были обозначены пунктиром. — Он выписан для получения ихтиоловой мази некоему гражданину по фамилии «Дымин» или «Дынин» — по поводу одной буквы эксперты колеблются. Инициалы — «И. Д.». Фамилию врача сам черт не разберет, но он, как можно заключить из штампа, работает в какой-то второй поликлинике. В нашей второй городской поликлинике штамп иной, не подходит, придется искать…
— Мало ли вторых поликлиник… — невесело сказал Сергей.
— А не так-то и много! — возразил майор, — Рабочие поселки, маленькие города отпадают. Нет, это дело легкое, так сказать, чисто техническое. Если эта поликлиника находится где-либо в наших краях, то дней через пять, а может быть, и раньше рецепт будет полностью расшифрован. Кроме того, мы будем располагать всеми анкетными данными об этом Дымине или Дынине.
— Искать нужно восточнее Синегорска.
— Почему?
— Бритоголовый сел на поезд утром часов на восемь- десять раньше, чем поезд прибыл в Синегорск.
— Бритоголовый… — недовольно произнес Кияшко, точно ему напомнили о чем-то очень неприятном.
— У вас есть сведения? — оживился Сергей.
— Предварительные. В буфете вагона-ресторана исчезла полукилограммовая гирька. Когда исчезла, буфетчики точно не знают. Бритоголового они запомнили, с ним был другой с пышной шевелюрой. Ушли из ресторана последними. Кстати, в буфете имелось в продаже яблочное повидло.
— Это их гирька… — тихо сказал Сергей, жадно слушавший майора и старавшийся не пропустить ни одного его слова.
— Место убийства пока еще окончательно не установлено, но в проходе между пятым вагоном и вагоном-рестораном обнаружены темные пятна и волокна шерстяной ткани на автосцепке, буфере и «тормозном шланге. Что это за пятна и ткань, еще неизвестно, покажет экспертиза. Следователи и эксперты продолжают работать.
— А бритоголовый? — предчувствуя что-то неладное, спросил Сергей. — Его задержали?