Практикантка доктора Соболева
Шрифт:
— Серёж, ты чего? — растерянно поинтересовалась Люба.
— Жрать я, Люб, хочу, — облизнулся и твердо добавил, — Очень. Корми.
Первое, что заметил Сергей на уютной Любиной кухне, был ошалевший взгляд её сына. Пацан так и застыл с поднесенной к открытому рту ложкой, пялясь на ввалившегося в помещение гостя. А Серега по характерному свекольному цвету жидкости, колыхающейся в Санькином столовом приборе, понял, что это борщ. В животе так утробно заныло, что Соболев всерьез испугался, что это слышно всем. Правда, по лицам присутствующих было не понять. Санька был сражен самим фактом появления соседа у него дома, а Люба отвлеклась на то, что засуетилась по хозяйству.
— Садитесь, Сергей Иванович, — указала пальчиком Вознесенская на пустой стул рядом с Саней, с ходу при сыне перейдя на уважительное "вы".
Загремела чистыми тарелками, вставая на носочки и невольно привлекая внимание Соболева к своей заднице. Ах, Люба…Сергей мечтательно покосился на крутые и, он теперь уже точно знал, идеально мягкоупругие Любины ягодицы, и быстро отвернулся, почувствовав, что Сашка за ним следит.
— Здорово, Санек, — Сергей протянул парню руку, но тот и не думал пожимать.
— Вы как тут, дядя Серёж? — вместо этого недобро процедил мальчишка и продолжил сверлить Соболева исподлобья такими же ореховыми как у матери глазами.
Серега вздохнул и опустил пятерню на стол. В это же мгновение ещё на стол опустилась божественно дымящаяся тарелка, полная наваристого рубинового борща. Соболев завороженно уставился на поданное блюдо. Выделившаяся слюна затопила ротовую полость. Так сильно, что губы стало страшно размыкать.
Как пахнет-то, господи.
— Поесть зашел, Сань, голодный, — вслух ответил пацану.
Вдруг дико захотелось запотевшую рюмку водки. Или даже настойки какой-нибудь. Чтобы вот прямо с караваем Любаша поднесла…голая…И чесноку…И сала…И чтобы черный хлеб. И сало сверху, а корочку чесночком намазать… Соболев громко сглотнул, моргнул, прогоняя навязчивое видение голой почему-то Любы с рюмкой, чесноком и караваем, и потянулся за ложкой.
— Сметану? — деловито поинтересовалась Любовь Павловна.
— Ага… — кивнул Сергей, искоса следя за каждым её таким ладным движением.
По всему чувствовалось, что Люба на своей кухне была царицей. Она как-то разом ещё больше расцвела, зарумянилась и упорно напоминала богиню плодородия. Однозначно залипательное зрелище. Сергей поерзал на стуле, ощущая прилив крови к паховой области, мешающий сидеть. Эх, вот Сашка тут сейчас вообще не к месту…Соболев тяжко вздохнул и зачерпнул борщ.
— Постойте, не ешьте, Сергей Иванович!
Замер с поднятой ко рту ложкой и удивленно посмотрел на Вознесенскую. Люба улыбалась, хитро и озорно, как умела только она.
— Давайте, я вам как надо накрою, — предложила Вознесенская и полезла в холодильник.
— Ну, давай, Люб, как надо, — протянул Соболев, с тоской поглядывая на рубиновую дымящуюся жидкость перед ним и давясь слюной. Не кухня, а натуральная пыточная.
— А дома что? Не поесть? — вмешался Саня в Соболевские размышления, когда же это всё кончится.
— А дома борща нет, Саш, — отрезал Сергей.
Сашка хотел сказать ещё что-то, но его отвлекла Люба, водрузив на стол запотевший графин с розовой жидкостью и две холодные рюмки…
— Вот, клюквенная, на спирте медицинском. Сама делала, — и победно сверкнула ореховыми глазами.
Сама. Боже, Люба…
Сергей не смог сдержать восхищенный взгляд, а Люба уже вновь загремела холодильником и кухонными ящиками. Сергей потянулся к графину, налил по пятьдесят. И тут Люба поставила перед ним блюдо с нарезанным треугольничками домашним черным хлебом, тарелочку с идеально тонко поструганным замороженным салом, и только чеснока не хватало…
— Чеснок не предлагаю, уж простите, Сергей Иванович, — пропела Люба над его головой, как бы невзначай провела рукой по мужскому плечу и села напротив.
Соболев замер. Она что? Мысли читает? Ведьма, ей богу…Солоха какая-то…
На миг даже страшно стало глаза поднимать. Вдруг там уже и нет ничего на Вознесенской кроме передника. От ощущения нереальности происходящего спасало только недовольное сопение Сашки, сидящего по правую руку. И его испепеляющий взгляд, намертво впившийся в скулу.
— Спасибо, Люб, — прохрипел Сергей, мельком взглянув на хозяйку квартиры.
Та лучезарно улыбалась. Лиса.
Ну, наконец…Соболев, предвкушая, шлепнул сметаны себе в полную тарелку, положил сало на черный хлеб, опрокинул рюмку, поморщился… Зачерпнул борща, отправил в рот и…закусил бутербродом.
Откинулся на спинку стула, жуя.
Единственный звук в образовавшийся гробовой тишине. Или это у него уши заложило. Все рецепторы отказали, кроме вкусовых…
Съел ещё ложку. Третью. Поднял тяжелый взгляд на Любу.
Ненормально это, Любовь Павловна…Так готовить…
Вознесенская потянулась за своей стопкой, опрокинула, не отводя от Соболева своих колдовских ореховых глаз, отломила кусочек хлебушка и закусила, улыбаясь. Ведь знает, что хорошо. И хороша. Настолько знает, что даже хвалить не хочется. Ведьма самоуверенная…
Соболев нахмурился, гипнотизируя Любу. Ты улыбнулась шире. Воздух на кухне зазвенел, стремительно наэлектризовываясь.
— Мам, тебе отец же звонил сегодня, что приедет? — голос Сашки ворвался между ними, разбивая момент вдребезги.
Люба моргнула, нити порвались, откашлялась и повернулась к сыну, рассеянно водя пальцами по столу.
— Да, Саш, звонил.
Сергей посмотрел на Вознесенскую исподлобья, поднося ложку ко рту. Их глаза встретились. Люба передернула плечами, отводя виноватый почему-то взгляд, улыбка вмиг слетела с её округлого миловидного лица, а потом она и вовсе встала из-за стола. Загремела посудой, наливая борща и себе. Молча села.
— Он у нас же остановится? — поинтересовался Санька, пристально следя за посерьезневшей матерью.