Правда и ложь в истории великих открытий
Шрифт:
Другими словами, если в середине XIX века и был достигнут какой-либо прогресс в хирургии, то вряд ли правильно приписывать его полностью заслугам Листера.
На первый взгляд это все выглядит довольно загадочно. Если карболовая кислота, как утверждал Листер, действительно столь мощный антисептик, то ее применение, несомненно, должно было обеспечить Листеру первое место в медицинском сообществе. Однако этого не произошло, поскольку в его палатах не придерживались требований гигиены, а в такой благоприятной для размножения среде болезнетворные микроорганизмы конечно же легко преодолевали защитные барьеры, выстраиваемые с помощью карболовых опрыскиваний, примочек и марлевых повязок. Несмотря на раздававшуюся со всех сторон критику, Листер в своих палатах соблюдал лишь самые элементарные требования гигиены. Кроме того, как утверждали тогдашние врачи, наличие едкого вещества в ране вряд ли могло содействовать ее естественному заживлению.
Критиковать Листера легко не только с сегодняшних позиций, но и с позиций его современников. Так, на страницах журнала «Ланцет» выдающийся британский хирург Лоусон Тейт писал: «Да, нагноение происходит под воздействием микроорганизмов, тем не менее практика профилактического использования антисептиков мешает заживлению ран и оказывает общее неблагоприятное воздействие на весь организм».
Тейт высказывался как человек, имеющий большой опыт. Ранее он пытался лечить сложные переломы по методу Листера. Докладывая о своих результатах в «Ланцете», он отмечал, что нагноение во время таких операций развивалось только в тех случаях, когда он применял кислотную пасту «в полном соответствии с рекомендациями мистера Листера».
Не следует удивляться тому, что многие хирурги в 70-е годы XIX века игнорировали Листера. В то время работало множество других врачей, достигших великолепных результатов, поэтому относительно небольшие достижения Листера вряд ли могли принести ему славу. У журнала «Ланцет» в 1875 году были все основания писать: «Если бы у методов мистера Листера были действительно какие-либо особые достоинства, то лет через восемь — десять они не преминули бы громко и уверенно заявить о себе». К большому разочарованию самого Листера, этого не произошло. В результате в 70-е годы XIX века его звезда начинает постепенно закатываться. Даже «ученики» стали его покидать. Отправившись в 1873 году в Шотландию, чтобы посмотреть, как работает его прежний кумир, Джордж Томсон, врач из Олдхэма, вернулся весьма разочарованным. В том же журнале «Ланцет» он резко отозвался о догматизме, с которым Листер пользуется карболовой кислотой. Возмутила его и легкость, с которой Листер объяснял неудачи лечения его методом — мол, в тех прискорбных случаях не соблюдались его, Листера, рекомендации. «Остатки моей веры в профессора Листера рассеялись как дым», — заключил Томсон.
Так почему же всего через десятилетие Джозеф Листер был всеми обласкан и превращен в кумира? В какой-то мере это можно рассматривать как награду за неустанные труды по избавлению больных от лишних страданий. Однако нежелание Листера сравнить количество выздоровевших пациентов в его палатах и палатах его конкурентов, говорит о том, что им двигал не только альтруизм. В значительно большей степени вся последующая слава Листера объясняется тем, что он, как никто другой, умел сделать себе рекламу. Между 1865 и 1880 годами он заручился поддержкой десятков верных сторонников (особенно в провинциальных больницах) и вызвал к себе большой интерес за рубежом. Опубликовав несколько книг и статей по антисептике, Листер крепко привязал свое имя к попыткам сократить число послеоперационных инфекций. Поначалу он позиционировал себя рядом с более достойным соперником в лице Джорджа Каллендера, а когда тот в 1878 году скончался и оказался быстро забытым, перед Листером открылись дополнительные возможности. К этому времени Листер уже стал профессором клинической хирургии в Королевском колледже Лондона, причем это назначение поддержало большинство местных терапевтов и раскритиковало большинство местных хирургов. Теперь у него появились новые возможности для пропаганды своих методов и борьбы с идейными противниками.
Начиная с 1867 года Листер упорно доказывал, что его карболовые опрыскивания и примочки основывались на пастеровской теории болезнетворных микроорганизмов. Все 70-е годы XIX века британские хирурги были либо безразличны к тому, что являлось первопричиной инфекции, либо очень сомневались в таком объяснении. Однако, после того как Пастер в 1881 году создал вакцину от сибирской язвы, а в Германии бактериология достигла огромных успехов, Листер мог утверждать, что его правота доказана. Прошло немного времени, и немецкие врачи принялись восхвалять Листера за предвидение и рекомендовать использовать карболовые орошения в полевой хирургии. Поскольку акции Листера за рубежом повышались, то и в Англии заговорили о том, что не оценили вовремя деяния этого великого человека. В 80-е годы XIX века хвалебные возгласы стихли и наступил этап некоторого
Пытаясь понять загадку такого возвеличивания Листера, один из его современников объяснял, что он достиг славы «на гребне волны». Смысл этой метафоры может объяснить многое. На передний план Листера выдвинули очень важные открытия в медицине, которые начались еще до того, как он стал хирургом, и никак не зависели от его практических предложений. То, что он оказался на гребне волны, было большой удачей. Его решение в 1867 году сделать ставку на Пастера оправдало себя. Листеру повезло и в том, что в конце 70-х и начале 80-х годов XIX века в лаборатории Роберта Коха велась работа, которая позволила определить, что причиной заболеваний являются микроорганизмы. В этом контексте ни на чем не основанная интуиция Листера стала восприниматься как прозорливость. Каллендер не сумел всецело принять теорию болезнетворных микроорганизмов, а потому, несмотря на его выдающиеся практические достижения по снижению послеоперационной смертности, он так и не удостоился посмертной славы. Нет сомнения в том, что многие критики Листера не изменили своих позиций, считая, что слава к нему пришла совершенно незаслуженно. Однако к 80-м годам и особенно после того, как Листер стал в 1888 году пэром, пыл критиков поутих.
В начале XVII века Фрэнсис Бэкон, один из основателей научного метода, заметил, что «никогда никакое знание не преподносится в том виде, в каком оно было открыто». Случай с Джозефом Листером является тому ярким примером. После того как было сделано основное открытие, извилистый путь, который к нему вел, начинает казаться исследователю совершенно излишним, и у него возникает соблазн представить его более прямым и логичным. Обычно при этом вносятся лишь незначительные поправки. Однако создание научных героев часто требует более существенных манипуляций. Именно так произошло с Джозефом Листером. Идеи, которые он высказывал в 60–70-е годы XIX века, были существенно изменены в 80-е годы. Без этих косметических, но важных изменений Листер никогда бы не обрел такой славы.
Считается, что его наиболее существенные предложения относятся к теории микроорганизмов, которая помогла ему прославиться в начале карьеры и которую позже он объединил с другими идеями, популярными в 80-е годы. Однако сохранившиеся записи говорят об ином. Если прочитать ранние работы Листера, то можно убедиться, что его понимание болезни и инфекции во многом отличается от того, во что он верил в зрелые годы. До 80-х его позиция в отношении теории микроорганизмов сводилась к двум базовым принципам. Первое: Листер утверждал, что раневая инфекция возникает по вине микроорганизмов, вызывающих загнивание отмирающих тканей и выделение дурно пахнущих субстанций. Он и не подозревал, что инфекция может поражать здоровые ткани. Вместо этого Листер экстраполировал на свой случай эксперименты, которые проводил Пастер по «внесению микроорганизмов в мертвые отвары сена или мяса». «Здоровые ткани, — продолжал он, — способны предупредить развитие этих организмов низкого уровня».
Второе: хотя Листер считал находящиеся в воздухе микроорганизмы ответственными за нагноение ран, его представление о том, как это происходит, значительно отличалось от того, что он высказывал позднее. В 60–70-е годы многие врачи верили в теорию микроорганизмов как источника нагноений и инфекций. Некоторые высказывали даже современные идеи о том, что у каждой конкретной болезни есть свой возбудитель. Листер же, наоборот, полагал, что в воздухе находятся микроорганизмы, которые вызывают конкретное заболевание в зависимости от условий их существования. По Листеру, микробы отличались крайней «пластичностью». Это в корне противоречит тому, что утверждал Луи Пастер и что потом доказали Роберт Кох и его коллеги. Ни Листер, ни его сторонники не успевали за развитием тогдашней микробиологии. Когда в Германии появились первые работы с обоснованием современной микробиологической теории, сторонники Листера ее полностью отвергли. Выступая на престижных медицинских форумах, Листер утверждал, что объяснение заболеваний на основе «только абсолютно морфологических признаков» не выдерживает критики. Позднее он повторил, что «нет смысла предполагать наличие каких-то особых вирусов вообще».
К началу 80-х годов, однако, никто уже не сомневался в выдающихся результатах, полученных Кохом: они были так хорошо поданы, что в короткое время смогли убедить не только медицинское, но и все научное сообщество. Именно в этот момент Листер решил пересмотреть свои взгляды и переписать все, что он говорил о микробиологии в последние 15 лет. Теперь он подавал себя как первооткрывателя с редким даром предвидения. Пора заявить о своей правоте в течение всех прежних лет, решил он. Его действия в этом направлении были столь успешными, что все стали воспринимать его так, как ему хотелось. На самом деле Листер действительно поддерживал микробиологическую теорию, но то была ложная микробиологическая теория.