Правда и вымысел о второй мировой войне

Реутов Георгий Николаевич

Одним из первых (1946 г.) с этой версией выступил реакционный польский эмигрант Р. Умиастовский. В работе "Польша, Россия и Великобритания, 1941-1945" он выдвинул злопыхательские обвинения в адрес СССР, заявляя, что он в 1941-1943 годах шантажировал западных союзников возможностью заключения сепаратного мира. Никаких фактов и доказательств автор, конечно, не приводил. Значительное внимание антисоветской версии уделил У. Макнейл. В первой главе своей книги "Америка, Британия и Россия, их сотрудничество и конфликт, 1941-1946" он бездоказательно утверждает, что включение статьи второй в англо-советское соглашение от 12 июля 1941 г., в которой отмечалось, что оба правительства обязуются не вести, кроме как с общего согласия, переговоров и не заключать перемирия или мира, объяснялось будто бы боязнью Англии, "что русские могут заключить сепаратный мир и открыть все свои ресурсы для эксплуатации Германией". Советское правительство, заявляет он далее, было готово начать "сепаратные переговоры" с Германией, если бы Гитлер после неудач зимой 1941-1942 годов стал их искать [2].

Какие же аргументы приводит Макнейл в пользу этой весьма дурно пахнущей версии? Да никаких. Единственное "доказательство" - приказ Верховного главнокомандующего Красной Армии от 23 февраля 1942 г., в котором говорилось, что Советский Союз не собирается уничтожать германское государство или отождествлять Гитлера и его клику с немецким народом. Эти принципиальные установки советской внешней политики буржуазный исследователь пытается истолковать как чуть ли не открытое обращение правительства СССР к фашистской Германии с предложением начать переговоры и в то же время как орудие давления на Лондон и Вашингтон [3].

По-иному излагает возникновение этой версии Р. Томпсон. Страх Черчилля по поводу возможности заключения сепаратного мира Советским Союзом в 1941 году, пишет он, объяснялся "воспоминаниями о первой ми ровой войне и Брест-Литовском мире". Чтобы предотвратить такую возможность, Англия отправляла конвои в Мурманск "за счет неотложных требований", раздававшихся отовсюду, в том числе за счет нужд битвы "не на жизнь, а на смерть" в Атлантике [4]. Но и это объяснение столь же фальшиво, как и "аргументы" Макнейла.

Некоторые авторы утверждают, будто Советское правительство могло пойти на сговор с Германией не только в 1941-1942 годах, но даже и 1943 году. Вот что пишет об этом военный историк Ф. Джонс. США и Англия, говорит он, "хотели провести в жизнь свои идеи послевоенного устройства, и в сентябре 1943 года Сталин еще не знал, каковы они. Если бы они не соответствовали тому, что он хотел, для него могло оказаться более выгодным заключение сепаратного мира с Гитлером". СССР вел в течение длительного времени начиная с конца 1942 года секретные переговоры с гитлеровскими эмиссарами в Стокгольме, утверждает Л. Кохэн [5].

Как возникла эта насквозь лживая версия? Нет никаких сомнений в том, что ее происхождение носит официальный характер. Об этом свидетельствуют как невольные обмолвки У. Черчилля, так и отдельные указания, имеющиеся в работах других авторов. Особенно веское доказательство приводит, очевидно сам того не желая, А. Брайант. В первую часть своей книги он включил запись из дневника Брука от 15 декабря 1941 г. "Кларк Керр, посол в Москве,- говорилось в ней,- в течение часа рассказывал нам о его точке зрения на реакцию Сталина, которая последует, если мы не откроем западного фронта во Франции. Он считает, что такой курс может привести к тому, что Сталин заключит сепаратный мир с Гитлером". Другой "аргумент" можно обнаружить в книге Л. Вудварда. Официальный историк сообщает, что 25 мая 1943 г. министр иностранных дел Англии А. Иден передал правительству меморандум под названием "Перемирие и связанные с ним проблемы", в котором отмечалось, что соглашение союзников по вопросам оккупации и управления Германией совершенно необходимо, "если мы хотим избежать подписания Советским Союзом сепаратного перемирия и организации сепаратной русской системы в Восточной Европе". [6]

Неверие в силы Советского государства, столь характерное в 1941-1942 годах для руководящих кругов Лондона,- основной источник возникновения версии о "склонности СССР к сепаратному миру". Однако после Сталинграда положение резко изменилось. На смену неверию, скепсису пришли подозрения. Версия оказалась весьма удобной для обоснования враждебных СССР решений и действий, в том числе Черчилля. Она позволяла маскировать антисоветские планы, которые начиная с 1942 года появились в официальных кругах Лондона.

Фальшивая версия-легенда оказалась весьма живучей. Даже в конце 50 - начале 60-х годов многие исследователи продолжают ее использовать. Чем объяснить это явление? По-видимому, не только тем, что многие буржуазные историки и публицисты имеют весьма смутное представление о деятельности Советского правительства в 1941-1943 годах, все силы и помыслы которого были направлены на разгром врага, не только тем, что они не хотят считаться с факторами, на которых основывается прочность советского государственного и общественного строя, но главным образом тем, что, выступая с позиций антикоммунизма, они сознательно фальсифицируют внешнюю политику Советского Союза 1941-1945 годов.

Реакционные историки и публицисты ставят и другую, более общую задачу - принизить роль СССР в войне, значение исторических побед, одержанных Красной Армией. С этой целью они усиленно пропагандируют теорию о "поворотных пунктах" войны, согласно которой коренной перелом в ее ход внес Эль-Аламейн в октябре 1942 года или другие сражения англо-американских войск, а отнюдь не эпическая Сталинградская битва.

Вот несколько примеров. Сражение у Эль-Аламейна, писал Дж. Фуллер, "самое решающее сухопутное сражение с целью защиты интересов союзников и одно из самых решающих в истории Англии". В 1961 году он развил эту точку зрения. Вторая половина 1942 года, заявляет военный историк, была "кульминацией войны". Перечисляя победы союзников, приведшие к перелому, Фуллер ставит на первое место морское сражение у острова Мидуэй, которое привело к захвату американцами инициативы на Тихом океане, на второе - победу у Эль-Аламейна и высадку англо-американцев в Западной и Северной Африке и только на третье - Сталинградскую битву. Почти полностью следует за Фуллером Р. Томпсон, называя Эль-Аламейн одной из "великих и решающих битв второй мировой войны". А как же Сталинград? Томпсон говорит о Сталинградской битве, но делает это таким образом, что создается впечатление, будто она имела второстепенное, подчиненное значение. "В то же время,- замечает он как бы вскользь,- русские предприняли крупное контрнаступление против немецкой 6-й армии под командованием фон Паулюса у Сталинграда, и величайший перелом во второй мировой войне был достигнут". О "решающих поворотных пунктах" истории войны - сражениях в Коралловом море, у Аламейна и Сталинграда - пишет X. Дальтон. На несколько иных позициях стоит Г. Кирк - один из авторов книги, редактировавшейся А. Тойнби. "Вершина войны, - отмечает он,- была достигнута сначала у Эль-Аламейна в октябре 1942 года, а вскоре после этого у Сталинграда". "Серия сражений: Эль-Аламейн, высадка в Северной Африке, Сталинград и Гвадалканар означали поворотный пункт войны",-утверждает в мемуарах А. Иден. Со сходных позиций оценивают победу у Эль-Аламейна и крупные английские военачальники периода войны, фельдмаршалы Александер и Монтгомери. "Без этой победы в ноябре 1942 года,- пишет Александер,- союзная стратегия никогда не смогла бы развернуть наступления против Южной Европы, начатого в сентябре 1943 года". "Развитие операций в Северной Африке и продвижение 8-й армии, а также советское наступление от Волги стали поворотным пунктом войны: "ось" была вынуждена перейти к обороне" [7],- замечает Монтгомери, командовавший этой армией под Эль-Аламейном.

Все эти высказывания, грубо фальсифицируя вопрос о месте и времени коренного перелома в ходе второй мировой войны, с одной стороны, сознательно принижают роль Сталинградской битвы, а с другой - непомерно преувеличивают значение победы английских войск над итало-немецкой группировкой в Северной Африке.

Характерно, что английское правительство и лично Черчилль придавали огромное значение сражению у Аламейна еще в те дни, когда оно готовилось. За три дня до его начала, вспоминает фельдмаршал Александер, было получено послание премьера, в котором, в частности, говорилось: "''Торч'' продвигается вперед неизменно и пунктуально. Но все наши надежды сконцентрированы на Вашем и Монти сражении, которое скоро начнется. Оно может стать ключом к будущему". В своих военных мемуарах Черчилль не скрывает этих расчетов. Превознося победу у Аламейна, он сразу же начал выдавать ее за "великий поворот" в ходе войны [8]. Таким образом, Черчилля и следует, по-видимому, считать духовным отцом фальсификаторской версии о "решающем значении" Эль-Аламейна.

Необходимо подчеркнуть, что для противопоставления Эль-Аламейна Сталинграду нет решительно никаких оснований. Как свидетельствует сам Монтгомери, под Эль-Аламейном действовало 11 английских дивизий, которые, разгромив 8 итальянских, 2 немецкие бронетанковые и 2 авиационные дивизии, захватили около 30 тыс. пленных. Под Сталинградом же была разбита отборная группировка из пяти немецко-фашистских армий. Противник полностью потерял 32 дивизии и три бригады, а 16 дивизиям было нанесено сильное поражение. Его об-щие потери за период советского контрнаступления с 19 ноября 1942г. по 2 февраля 1943г. составили свыше 800 тыс. человек. А если брать всю эпопею, продолжавшуюся шесть с половиной месяцев, то армии фашистского блока потеряли до 1,5 млн. солдат и офицеров убитыми, ранеными и пленными [9].