Правда о «чудесных» исцелениях.
Шрифт:
построены на неизвестных большинству людей явлениях
гипноза и внушения. Один из таких кажущихся
непостижимо чудесных случаев он подробно описал, в своей книге
«Внушение и его роль в общественной жизни». «Мальчик Г.
страдал параличом истерического происхождения, природа
которого, к сожалению, осталась нераспознанной известным
в Петербурге психиатром, признавшим его неизлечимым.
Парализованный мальчик оставался беспомощным уже
много
матери, приказавшей ему поклониться святой иконе,
находящейся в часовне по Шлиссельбургскому тракту у
Стеклянного завода и известной тем, что ударом молнии в 1888 г.
было разрушено все внутри часовни, но сохранился лишь
образ божьей матери, причем лик ее оказался усеянным в
форме венца медными монетами из сборной народной
кружки. Проснувшись, Г. настойчиво начал просить себя повезти
к упомянутой иконе, и когда желание его было исполнено,
то оказалось, что уже во время молебна он получил
возможность стоять на ногах и с этих пор начал ходить»1.
Бехтерев объясняет, что, как ни удивителен этот случай,
его происхождение вполне естественно. Фанатическая вера
мальчика в силу иконы (которую молва из-за
приключившегося с ней необычного происшествия окружила ореолом
чуда), соединившись с самым сильным для тяжелого
больного желанием — выздороветь, подчинила себе все его мыс-
1 В. М. Бехтерев. Внушение и его роль в общественной жизни.
Спб, 1903, стр. 36.
24
ли и чувства, не оставив в его сознании места никакой
критике. Эта мысль действовала по механизму сильнейшего
самовнушения, благодаря которому и произошло почти
моментальное освобождение больного от истерического
паралича. Однако глубоко проникнуть во внутреннюю
физиологическую природу гипноза и внушения Бехтереву не
удалось. Это сделал великий русский физиолог И. П. Павлов
со своими учениками и последователями.
На благо человеку Уже с середины прошлого века
передовые ученые — физиологи,
психологи, невропатологи, психиатры и педагоги — осознавали
необходимость найти новый, более совершенный, более
точный метод изучения работы мозга. Первым глашатаем этой
идеи был физиолог И. М. Сеченов.
Тот способ изучения психики, которыми пользовались
«умы из самых крупных — от Аристотеля до Канта»,—
заявляет Сеченов, — метод самонаблюдения, метод анализа
собственных переживаний и поступков, догадок о мотивах
поведения, мыслях и чувствах других людей —
недостаточен,
своему существу он не может быть свободен от сугубо
личных, пристрастных суждений, над ним не может не тяготеть
рок неточности. Поэтому-то до сих пор психология и
оставалась непочатой наукой. Он предлагает новые,
плодотворные пути: 1) сопоставление психических явлений у
человека с психикой животных; 2) изучение человеческой
психики методом сопоставления полученных данных с
достаточно хорошо изученными и доступными точному анализу
физиологическими процессами, совершающимися в низших
отделах нервной системы.
Шарко, как бы перекликаясь с Сеченовым, пишет: «До
сих пор принято было не принимать во внимание
психологию, ее преподают в колледже, но эта маленькая психология
в розовой водице немного дает. Надо создать иную
психологию, основанную на изучении патологии, которой мы
занимаемся... Надо для контроля этих наблюдений человека
над самим собой обратное наблюдение, и в этом
противоположном наблюдении нервная патология должна сыграть
большую роль» К
1 G. Guillain. J.M. Charrcot (1825—1893), sa vie-son oeuvre.
Paris, 1955.
25
В 1894 г. В. Я. Данилевский произнес пророческие слова:
«...мы вправе изучать психические проявления совершенно
так же, по тому же плану, как и явления телесной жизни.
Геоцентрическая теория была разрушена лишь тогда,
когда Коперник вообразил себя вне земли; только тогда
явилась возможность объективно исследовать движения ее,
все равно как и других планет. Подобно этому должен
поступить и натуралист, изучая душевные явления как
известную часть процессов общей жизни».
Таким Коперником, сумевшим взглянуть со стороны на
явления душевной жизни, стал Иван Петрович Павлов.
В поисках ключа к тайнам мозга, к этой запретной
обители «бессмертной души» Павлов пошел по пути,
открытому отцом русской физиологии И. М. Сеченовым, книга
которого «Рефлексы головного мозга» (1863) оказала
глубокое влияние на образ мышления будущего
естествоиспытателя.
Павлов, как и Сеченов, не только смело отказался от
извечного деления организма на «бессмертную душу» и
«тленное тело», но, исходя из их единства, пришел к
признанию необходимости изучения всех форм деятельности
организма, в том числе и психической, единым научным