Правда о лжи

Барщевский Михаил Юрьевич

– Красивая она у тебя. И предки оказались смышлеными, так быстро снюхались с китайцами, бизнес по фейерверкам замутили.

– Да, они молодцы. Олькин отец обещал после свадьбы меня в долю взять, – произнес Петр с гордостью.

– А ты потянешь?

– Да я вроде бы все просчитал, бизнес может прибыльным оказаться. А Олькин отец хоть и хорохорится, но один в таком деле не сдюжит. Ну а мать – она же женщина. В бизнесе человек бесполезный, – Петр на секунду задумался, – я так думаю.

Глеб помолчал. Закурил.

– А

ты потянешь, что ль?

– И я не потяну. Я тебя возьму в долю. Без тебя никуда. Ты будешь осваивать новые рынки, а я прибыль считать. – Петр похлопал друга по плечу.

– Прибыль прибылью, но держать на территории Зураба бизнес – это стремная история. Помнишь поджоги осенью? С Зурабом надо в долю входить. Он крышует хорошо. Если правильно с ним договориться.

– Да боюсь я Зураба. Говорят, он зверюга. И руки по локоть в крови.

– А ты не боись. Со мной не страшно. И с Зурабом можно договориться. Если очень нужно.

– А ты откуда знаешь?

Глеб помолчал.

– А я все знаю. Хочешь жить – умей вертеться. – Он нахмурился.

– А я думал, хочешь жить – умей считать, – улыбнулся Петр.

– Это когда есть что считать. Пока у нас с тобой считать нечего. Но я все придумаю. И никакие Зурабы нам не будут страшны. Я тебя всегда защищал. Помнишь, как тебя в детстве дразнили очкариком?

Петр снял свои роговые очки, протер их.

– Да как это забудешь… Ты даже додумался до того, чтоб Мишкину кошку повесить на устрашение. – Петру явно не нравились эти воспоминания.

– И правильно сделал. Зато весь двор боялся подойти к тебе. За версту обходили. Так что, брат, вместе мы сила! – Глеб по-дружески толкнул Петра в плечо.

Мать Глеба Елизавета Юрьевна хлопотала на кухне.

– Мам, а папа-то где? – поинтересовался Глеб.

Елизавета Юрьевна обернулась, обрадовалась:

– Глебушка, Петенька, проходите скорее, у меня и картошечка сейчас дожарится, и оладушки. Котлеты вот даже.

– Котлеты? А мясо откуда? – по-хозяйски, деловито поинтересовался Глеб.

– Да какое мясо по нынешним временам? Котлетки кручу из картошки да морковки. Вон яйца сегодня давали по талонам. Два часа на морозе стояла за десятком. Зато теперь шикуем!

– Мам, все-таки где папа? – повторил Глеб.

– Сынок, да сама волнуюсь. Он как с утра ушел, так и не возвращался. На рынке его видели. Говорят, с медалями деда стоял.

Глеб резко обернулся:

– Как с медалями? Я же запретил ему притрагиваться к орденам деда.

– Да кого он слушает-то! А уж тебя подавно. Ты для него еще маленький сыночек. Он считает, что обязан тебя обеспечивать.

– Обеспечивать?! Продаст, чекушку купит там же на базаре, – окрысился Глеб.

Елизавета бросила котлеты, села на стул, устало закрыла лицо руками. Плечи ее начали подергиваться.

– Мам, ну мам, ну прекрати.

– Больно мне видеть, как он спивается. Ну вот где

он сейчас? Мороз-то какой на улице. Знаешь что… пойди поищи отца. Он же сейчас как ребенок малый. Растерянный, не нужный никому. Только мы у него и остались. – Голос Елизаветы Юрьевны дрожал.

– Да пойду, пойду, найду его. Успокойся уже.

В коридоре у двери стоял Петр. Он слышал разговор.

– Петь, батя у меня пропал, на рынке днем еще видели. А сейчас 10 вечера уже. Пойдем поищем. Варежки держи. Мороз.

– Разумеется, пойдем, – с готовностью в голосе решительно отреагировал друг.

На улице завывала метель. Глеб и Петр продирались сквозь плотную снежную пелену темного города.

– Папа! Папа! – звал Глеб.

– Дядь Гош! Дядь Гош! – кричал Петр.

Глеб периодически останавливался, подносил замерзшие ладони ко рту, пытался согреть их дыханием. Заглядывали в подъезды домов: вдруг он там, да заодно хоть чуть-чуть и самим погреться. Так прошло часа два. Отца нигде не было.

– Глеб, уже долго ходим. Весь район обошли. Брат, какие еще варианты? – Петр, при его субтильном телосложении, уже изнемогал от усталости и холода.

– Давай к НИИ дернем, – предложил Глеб без особой надежды в голосе.

– Так закрыто там давно. Неделю не открывается. Нет там никого, – возразил Петр.

– Пойдем посмотрим, может, есть кто. – Глеб не мог вернуться к матери ни с чем.

Дорога до института, в обычное время потребовавшая бы минут десять, в пургу отняла все полчаса. Дошли уже совсем окоченевшие.

Глеб шел вокруг здания, Петр за ним. Глеб добрался до парадных ступенек. Они были скользкие, заледеневшие, вокруг – темнота. Фонари, естественно, не работали. Глеб скользил, падал, поднимался, вновь карабкался вверх. Петр попытался идти за ним, но, упав несколько раз, остановился.

Прошла минута или две… Петру показалось – вечность. Вдруг он услышал отчаянный истошный крик.

– Глеб! Глеб! Ты где? – Петр рванул наверх, удивляясь невесть откуда взявшимся силам.

Заскользив по ступенькам, он попытался подсветить зажигалкой, но она выпала из рук. Петр чертыхнулся. Наконец, увидев что-то темное впереди, побежал туда. У парадного входа в НИИ сидели два человека. Рядом с окоченевшим телом отца, бывшего главного инженера НИИ приборостроения, обнимая его, сидел Глеб.

– «Скорую» вызови, – пробормотал он Петру.

– Глеб, не слышу, что? – Петр наклонился поближе, дыхание Глеба было настолько горячим, что очки Петра сразу запотели, он перестал видеть.

– «Скорую»… «СКОРУЮ»! – заорал Глеб, перекрывая завывания ветра.

Через неделю, рано утром 9-го, поминального дня, на пока еще пустынном кладбище Глеб стоял перед свежей могилой отца:

– Пап, ну как же ты так. Ты ж всегда таким сильным был. Я гордился тобой. Пап! Ну зачем ты…

Глеб зарыдал. Он был один – мог позволить себе не сдерживать эмоции.