Правда о лжи
Шрифт:
С Еленой все было по-другому. Петр долго ее не замечал. Да и что могло быть общего у вице-президента крупнейшего холдинга «Бегемот» Петра Сергеевича Ивановского и аспирантки журфака Елены Осиповой?
Петр обратил внимание на Елену только спустя два года после того, как та начала работать в «Бегемоте». Елена тогда была простым менеджером PR-отдела, работала под началом директора по маркетингу Ирины Валерьевны Савиной. Начальница была наглой, чувствовала себя хозяйкой в офисе, иногда брала на себя смелость указывать сотрудникам других департаментов на их ошибки и промахи вместо самого главного начальства. Последствия однодневного мужского внимания председателя совета директоров Глеба Игнатова к ее прелестям. Которые, кстати, Петр
Елена пришла в «Бегемот» сразу после окончания университета. Она готовилась к поступлению в аспирантуру, только-только вышла замуж, производила впечатление вполне довольной жизнью молодой женщины, чем крайне раздражала Ирину Валерьевну. Но Елена с первого дня работы показала свою креативную жилку и недюжинную смекалку, а потому Ирина была вынуждена смириться с появлением новенькой в ее отделе. Впрочем, Елене доставались от начальницы сложные и неблагодарные проекты, с которыми она справлялась, «выруливая» в самых запутанных ситуациях. Так она проработала почти два года. Повышения зарплаты не просила, свою значимость не прокачивала, хотя Ирина чувствовала, что эта девочка гораздо умнее и талантливее, чем ей позволено проявляться.
Петр обратил внимание на Елену, когда та вместо заболевшей Ирины Валерьевны докладывала на совете директоров о маркетинговой стратегии компании на предстоящий год. Петр удивился, насколько доклад Елены был более живым и полным новых идей, в отличие от прочтения сухих цифр в рапортах Ирины. Петр стал присматриваться к Елене. Она будто не замечала его взглядов, была всегда отстраненно-сосредоточенной. Обручальное кольцо на пальце тоже не прибавляло мотивации. Петр никогда не позволял себе заходить на чужую территорию. В его распоряжении всегда было достаточное количество свободных женщин, которые интересовали его гораздо меньше, чем Глеба.
С Еленой после ее выступления на совете директоров все пошло как-то не так. Петру нравилось в ней все: от локона, кокетливо заправленного за маленькое ушко, до столь несвойственного женщинам аналитического склада мышления, который Елена ярко демонстрировала в отсутствие Ирины Валерьевны. Петр ловил себя на том, что все чаще и чаще думает об этой женщине…
Ситуация кардинально поменялась случайно. В корпоративном ресторане сгорел бойлер, повар судорожно дозванивался до ремонтников, обед для сотрудников отменили, Петр вышел из офиса и отправился в соседнее кафе. Приятно удивился запаху свежемолотого кофе, сладкой ванили, пряной корицы и всего того, чем всегда пахло там, где творилась магия горького напитка, молочной пены, где аппетитно стояли в витринах вавилонские башни из макарон, чизкейков и трепетно дрожали панакоты в креманках.
У окна сидела Елена, взволнованно разговаривая с кем-то по телефону. Увидев входящего Петра, кинулась к нему:
– Петр Сергеевич, Ирина Валерьевна опять на больничном, а мне нужно срочно уехать из офиса. Я могу отпроситься у вас? – Она была сильно взволнована.
– Да, конечно. У вас что-то случилось? – участливо спросил Петр. Корпоративная этика и человеческое сочувствие.
– Да, то есть нет… Если можно, я сейчас не буду вам рассказывать. Можно я зайду к вам завтра?
«Да, конечно», – хотел ответить Петр, но Елена уже схватила сумочку и выбежала из кафе, не дожидаясь его слов.
На следующий день, в девять утра, Елена уже была в кабинете Петра. Он поинтересовался: что случилось? Надо ли помочь? Лена попыталась было уклониться от разговора, поблагодарив и сказав, что все обошлось, но хозяин кабинета был настойчив. А может, просто не хотел быстро отпускать эту женщину, так сильно заинтересовавшую его.
– Так что же у вас все-таки случилось?
– У меня муж пьет…
– Почему же вы с ним живете?
– Для этого
– Объясните…
– Здесь? Вам? Это долго… да и… зачем вам это.
Петр сам не знал зачем, но зато был уверен: да, ему нужно услышать эту женщину, понять ее, сопереживать ей…
И Елена стала рассказывать ему о своей жизни. Петр не требовал таких подробностей, но неожиданно для себя полностью погрузился в ее историю.
Лена рано повзрослела. Детство она провела в маленьком городке Арзамас-17, что в Горьковской – теперь Нижегородской – области, где жили ее родители, физики-ядерщики, и дедушка – академик, отправленный в бывший Саров в 1947 году. Арзамас-17 был городком закрытым, стратегически важным объектом, а значит, жизнь в нем была подчинена только одному – атомному проекту. Елена с детства привыкла, что в распоряжении семьи были служебная дача и машина, продукты бабушка брала в спецраспределителе товаров, а родители – молодые и задорные ученые – получали зарплату с надбавками в 75 процентов. Лена родилась в конце 80-х и еще успела застать эпоху коммунистического рая в Сарове. Золотой город, золотое время… Любимица всей семьи, Лена росла без конкурентов в лице братьев и сестер. Бабушка одевала ее в розовые воздушные гэдээровские платьица, папа привозил из Москвы тонконогих Барби, а дедушка-академик каждый вечер читал внучке вслух о Томе Сойере, Питере Пэне и даже давал смотреть американские комиксы с диковинными ниндзя.
Все закончилось в один момент. Служебная «Волга» дедушки разбилась на мокрой трассе перед въездом в город как раз накануне 6-летия внучки. Вместе с дедушкой погибли папа и мама Леночки, которые сопровождали почтенного академика Кузьмина на заседание Совета министров СССР, посвященное развитию атомной энергетики.
На заседание Совмина, конечно, их никто не приглашал, но знаменитая двухсотая секция ГУМа всегда могла порадовать дефицитом людей, имеющих право на этот дефицит. А благодаря статусу академика у семьи такое право было. Грех не воспользоваться. В такие-то времена…
После смерти родителей бабушка пыталась оформить опекунство над внучкой, но слабое здоровье и недавний инфаркт не позволили ей это сделать. Лену отправили в детский дом, лучший в Горьком. Бабушка навещала ее каждый месяц и до последнего часа своей жизни надеялась забрать Леночку к себе… Умерла бабушка в канун 17-летия внучки. Лена осталась полной сиротой. Единственное, что поддерживало ее в детдоме, – это книги и старенький учитель литературы, Василий Никанорович. Он был выслан из Ленинграда в Горький в далеком 37-м году, когда репрессировали его родителей. В город на Неве он уже не вернулся никогда. Не простил смерть родителей – представителей простой советской интеллигенции, как обычно оклеветанной кем-то из соседей. Или сослуживцев. Какая теперь разница… Василия Никаноровича, на удивление, уважали и любили все: и строптивые детдомовцы, и хмурые педагоги. Именно он, лукаво глядя из-под очков, учил школьных остолопов любить и ненавидеть, восхищаться и презирать, радоваться и грустить, ценить и любоваться. Лена была его лучшей ученицей. Своих детей и внуков у него не было, и он глубоко и нежно привязался к талантливой и внимательной девочке, частенько называл ее: «Моя внученька».
Лена была спокойной и прилежной детдомовкой. Поэтому директор в виде исключения отпускал ее пару раз в неделю «на волю» – в город. Лена любила эти короткие вылазки. После школы она обожала бродить с Василием Никаноровичем по заснеженным ледяным улицам, а потом – с удовольствием пить ароматный чай на его старенькой кухне. Жил учитель в частном секторе, в доме с резными ставнями и скрипучими половицами. Зато сколько книжных стеллажей у него было! От пола до потолка – раритетные издания Толстого, Чернышевского, Добролюбова, Пушкин в кожаном переплете, неизвестные оды Ломоносова. Тяжелые хрестоматии, древние Библии и молитвословы с «ятями». Все это богатство он привез еще из Ленинграда.