Правда о Николае I. Оболганный император

Тюрин Александр Владимирович

В Бухаре Виткевич встретился с Хуссейном Али — послом эмира Афганистана Дост Мухаммед-хана и помог ему добраться до Оренбурга, затем сопроводил в Петербург. Император поручил Виткевичу отправиться вместе с афганским представителем в Кабул — для установления политических контактов между Афганистаном и Россией. В пути Хуссейн Али занемог. Виткевич самостоятельно добрался до Кабула и успешно выполнил поручение. Его переговоры с эмиром Дост Мухаммед-ханом открывали замечательные возможности для русско-афганского союза, которые, увы, использованы не были…

Жизнь Виткевича оборвалась при весьма темных обстоятельствах. 9 мая 1838 г. он, вскоре после своего возвращения из Афганистана, должен был получить аудиенцию у императора. Вполне возможно, что Виткевичу удалось бы убедить Николая I продолжить работу в

Афганистане и заключить соглашение с Дост Мухаммед-ханом. Однако накануне аудиенции Виткевича нашли в гостинице «Париж», на Большой Морской улице, с простреленной головой. Все его бумаги исчезли. Британская пресса была в восторге, и обстоятельства его смерти остались непроясненными. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, кратко упоминая о нём, даже не приводит его имени и называет самоубийцей. В. Пикуль в своем рассказе «Опасная дорога в Кабул» предполагает, что Виткевич покончил жизнь самоубийством после встречи с польским националистом, пристыдившем его за службу российскому правительству. Эта версия не выглядит правдоподобной. Записки, оставленные самим Виткевичем, показывают настоящего патриота России — несмотря на то, что он, из-за участия в польском тайном обществе, несколько лет прослужил солдатом на Оренбургской линии. В своих записках о миссии в Бухару Виткевич объясняет, почему ходил там в мундире казачьего офицера, а не прятался под мусульманским именем и азиатской одеждой, как это делали другие европейские путешественники. Он считал «унизительным для русских, а тем более для офицера, скрываться от бухарцев под чужим именем и что хотел сделать опыт, проложить и русским свободный путь в ханство это, доселе неприступное для всякого честного человека». Михаил Гус в документальном романе «Дуэль в Кабуле» излагает весьма достоверную версию, что убийство Виткевича совершили английские агенты, которые работали под прикрытием евангелической миссии в Оренбурге и как раз в это время направлялись на родину через Петербург.

Азиатский департамент в марте 1839 г. рассмотрел и одобрил предложенный Перовским план военной экспедиции в Хиву. Император Николай I поддержал это решение.

Экспедиция ставила не только военные цели, она должна была исследовать берега Аральского моря и установить, куда впадает Аму-Дарья. (Даже в этом вопросе не было единого мнения и многие географы полагали, что она впадает в Каспийское море).

Одновременно с Перовским в поход должны были отправится исследователи Е. Ковалевский и П. Чихачев, который собирался добраться до Памира.

Перовский решил идти на Хиву через крепость Илецкая защита и плато Усть-Урт.

Длина пути определялась им в 1250 верст, в действительности же она превышала 1400 верст. Выступление назначалось на ноябрь 1839 г. Летом, на пути следования в Хиву, было созданы два опорных пункта с запасами продовольствия — у истоков р. Эмбы, в 500 верстах от Оренбурга, и на речке Ак-Булак в 150 верстах от Эмбы.

В состав экспедиционного отряда вошли казаки из Оренбургского и Уральского войск, Первый Оренбургский полк — всего около 4 тыс. чел. Артиллерийское вооружение отряда было весьма основательным: 22 пушки и четыре станка для пуска ракет. Несколько тысяч верблюдов должны были перевозить грузы.

14 (26) ноября 1839 г. передовые экспедиционные подразделения покинули Оренбург. Лишь к концу месяца отряд преодолел 150 верст и добрался до крепости на р. Илек. Ударили сильные морозы, до — 30° и ниже. Стал ощущаться сильный недостаток в топливе. С приближением к опорному пункту на р. Эмба выпал глубокий снег.

Несмотря на основательную подготовку, идея зимнего похода оказалась неудачной. Морозы, снега, гололед, закрывающий панцирем траву, оказались страшнее летнего зноя.

В конце декабря в одном из писем к Паскевичу император писал: «Экспедиция наша в Хиву делает много шуму, но она необходима, и шум этот нас пугать не должен. Покуда известие от Перовского только за небольшим 300 верст от границы. Мороз был до 32°; но все шло хорошо, и обмороженных вовсе не было; но не один холод, много еще препятствий следует преодолеть до решительного успеха».

Здоровье людей было еще в довольно удовлетворительном состоянии; но пятая часть верблюдов не могла продолжать путь. В становище на Эмбе пришлось дать отряду отдых на несколько дней. А в Хиве

уже получили известия о движении русских и выслали навстречу свою конницу.

Отряд хивинцев, численностью до 3 тыс. человек, произвел нападение на становище у Ак-Булака, где находилось около 400 русских солдат (из них половина больные). Это нападение было отбито после упорного боя. У нас выбыло из строя около 20 человек. На следуюшую ночь хивинцы атаковали передовую группу из отряда Перовского, направившуюся к Ак-Булакскому укреплению, чтобы перевезти оттуда припасы к реке Аты-Якши. Солдаты выстроили вагенбург, часть из них зашла хивинцам во фланг — и степные воины опять потерпели неудачу.

Примерно в это время отряд Перовского выступил из Эмбинского укрепления по направлению к Аты-Якши. Впереди отряд ожидали глубокие снега, бураны при двадцатиградусном морозе, отсутствие топлива. Резко выросли санитарные потери.

За две недели отряд преодолел около 600 верст. По достижении укрепления на р. Ак-Булак, в строю оставалось всего 1900 человек; годными для дальнейшего пути было только 2,5 тысяч верблюдов.

В этих обстоятельствах 4 февраля 1840 г. Перовский принял решение возвращаться обратно. На Эмбе отряд задержался на 3 месяца и лишь 2 июня вернулся в Оренбург, везя с собой 1200 больных. При незначительных боевых потерях было потеряно свыше 1000 чел., умершими от болезней и пропавшими без вести.

Экспедиция Перовского в Хиву заканчивается крупной неудачей, хотя и не такой катастрофической, как экспедиция Бековича-Черкасского, случившаяся за ста лет до того, когда русский отряд, состоящий преимущественно из терских казаков, был полностью уничтожен хивинцами.

В светском обществе неудачу оренбургского губернатора старательно высмеивали — был ли этот смех здоровым сегодня не определить.

Можно сказать, что перед Перовским стояли те же трудности, что и перед московским воеводой Голициным, совершавшим походы на Крым в конце 17 в. Огромная степь была трудно преодолима для большого пешего войска, что в летний зной, что в зимние вьюги. Крым был покорен лишь с передвижением к югу линии русских укреплений и поселений. Среднеазиатские хищные ханства будут побеждены уже во времена Кауфмана и Скобелева с помощью последовательного освоения степи и железных дорог.

Несмотря на неудачу экспедиции Перовского, хивинский правитель Алла-Кули-хан понял, что Россия о нем уже не забудет и что русские находятся к нему гораздо ближе, чем англичане. Он велел отпустить без выкупа русских пленников, захваченных в пограничных поселениях или отставших от отряда Перовского, издал даже фирман, впредь запрещавший хивинцам покупать и продавать русских подданных.

В том же 1840 г. император принял посланников бухарского эмира Насруллы. Страх перед вторжением британских войск, подобном тому, что случился в Афганистане, вынудил бухарские власти искать дружбы России. Впрочем, они и сами не теряли времени даром. Английский резидент в Бухаре полковник Стодард был отравлен в начале 1841.

В мае 1841 Перовский направил письмо управляющему МИД Нессельроде письмо, в котором сообщал о действиях англичан в Хиве, куда прибыло трое дипломатических агентов Ост-Индской компании с сорока сопровождающим. Эти посланники принуждали хивинского хана к активным действиям против Бухары.

«Появление англичан в Средней Азии во всех отношениях невыгодно для России, при настоящих же обстоятельствах происки великобританских агентов могут произвести большой переворот в Туране… Последнее, судя по алчности хана (хивинского) и слабости Бухары, весьма возможно, в особенности при помощи английских денег; и как обстоятельство это было бы совершенно противно выгодам России, то, несомненно, поставит агентов наших в затруднительное положение. Для успокоения Алла-Кула относительно посланца его и намерений России, равно как чтобы побудить его не предпринимать ничего решительного, по крайней мере до прибытия нашего агента, я отправляю на днях к хану нарочного киргиза с письмами от меня и от Атанияза-Ходжи…» [231]

231

Архив внешней политики Российской федерации, ф. Гл. архив. 1–9, д. 5, лл. 483–467.