Правда во имя лжи
Шрифт:
В это мгновение дверца распахнулась, и «чайник» с такой силой втолкнул туда девушку, что она плашмя простерлась на заднем сиденье. Завозилась, пытаясь приподняться, но чья-то рука вдавила ее в пахнущую пылью и бензином коричневую обивку.
– Ножки задери, – посоветовал добродушный голос, почему-то показавшийся знакомым. – Прищемим дверью – ой-ой, какая вава будет! Жалко такие подставочки калечить, правда, Золотая Ножка?
В это мгновение чья-то рука грубо согнула ей ноги, послышался хлопок закрывшейся двери. Через секунду мотор взревел, «Волга» тронулась.
Рука, вдавившая Лиду в сиденье, ослабила нажим, и девушка
Серый «чайник» на месте водителя сосредоточенно вертел баранку, а рядом с ним, перегнувшись с переднего сиденья, Лиде широко улыбался тот самый рыжий и губастый ценитель женских ног, кто сегодня утром приветствовал ее приезд в Северолуцк.
– Ключ, – проговорил он, поворачивая руку ладонью вверх. – Ключ от квартиры, где деньги лежат, ну?
Лида тупо смотрела ему в лицо, с которого не сходила приятнейшая, чуточку щербатая улыбка.
Почему-то сразу вспомнился ключ от ее собственной нижегородской квартиры, оставшийся в сумке. Что за чушь?! Там нету никаких денег!
– Сонька, не томи, – прищурился губастый. – Гони ключи.
И тут до Лиды дошло! Этим двум нужны ключи от квартиры Евгения! Сонька… она не только Золотая Ножка, но все-таки и Золотая Ручка. Наводчица! Лида вспомнила разговоры о вышедшей из строя сигнализации. Наверняка Соня сама ее сломала, чтобы вместе со своими сообщниками без помех ограбить любовника. Ну и грабила бы, зачем только что обретенную сестрицу втравливать в такие дела?!
Вот гадость! Конечно, Соня боялась этих ребяток, потому и отправила в западню дурочку Лидочку. Надо как можно скорее отдать ключи и избавиться от них. Пусть делают что хотят, а Лида…
И тут ее бросило в жар.
Ключи! Им нужны те самые ключи, которые она забыла взять у Евгения!
– У меня нет никаких ключей, – забормотала Лида, с отвращением улавливая в своем голосе испуганные, заискивающие нотки. – И вообще, вы думаете, я…
– Не узнаю тебя, мать, – осуждающе сказал губастый, больно выворачивая ей руку. – Раньше ты врала покраше. Нету ключей, нету – а это что, по-твоему?!
И он снял с Лидиного полусогнутого пальца витое колечко с плоским дырчатым брелком, недавно украшавшее поводок пса. Лида начисто забыла о нем и все это время сжимала в кулаке чисто машинально.
Так это и есть ключ от квартиры Евгения?! Значит, она все же взяла его? Ничего себе – ключ! Таких ключей-то и не бывает.
Нет, выходит, бывает. И слава богу. Получив свое, рыжий и серый должны отпустить ее.
Лида попыталась сесть. Удалось это с некоторым трудом.
– Ну, ключ у вас теперь есть, – сказала угрюмо. – Адрес, надо думать, вы знаете. Остановите машину!
Честно сказать, она не ожидала, что серый послушается столь беспрекословно. «Волга» вильнула к тротуару и замерла.
Лида зашарила по дверце, но та оказалась практически плоская, с какими-то жалкими культяпками на тех местах, где раньше были обе ручки. Нечем даже окно опустить!
– Соня, да не дергайся, – укоризненно сказал губастый. – Открыть могу только я. Подожди, сейчас выйду, осмотрю местность. Если все тихо – пойдем. Я совсем не хочу, чтобы нас кто-то заметил вместе.
Лида растерянно поглядела в окно. «Волга» стояла у кирпичной девятиэтажки с приметным козырьком на крыше. Сзади красовался пустырь – очевидно, это самая окраина города. Да ведь это дом Евгения, каким его описывала Соня! Точно – вон и аршинный номер сорок девять на стене. Улица Караульная, 49. А квартира 14. На четвертом этаже.
– Я не пойду, – пробормотала Лида, чувствуя, как на нее накатывается паника. – Дальше вы уж сами. Отпустите меня!
– Не глупи, дурища, – почти ласково сказал губастый, и вместо его зеленоватых гляделок на Лиду уставился черный глазок пистолета. – Мы тут все нарочно собрались исключительно ради приятной встречи с тобой, а ты: не пойду, не пойду! А кто, кроме тебя, покажет нам, где у твоего любовника тайничок?
В Шереметьеве Джейсон сразу прошел через «зеленый коридор». Таможенник даже не взглянул на его плоский чемодан из дорогой кожи. Шлепнул печать, куда ее полагается шлепать, махнул рукой:
– Велком ту Москоу! – и широко зевнул, тотчас забыв про Джейсона.
Эх, если бы на обратном пути удалось попасть к такому же полусонному, доверчивому молодому человеку! Но это вряд ли удастся. Уж конечно, непременно именно на том рейсе, на какой взял обратный билет Джейсон, станут искать политического беглеца, или какого-нибудь местного наркобарона, или чеченского террориста. И аэропорт окажется наводнен полицией, то есть милицией, собаками, поисковыми устройствами и всякой такой гадостью.
Именно так случилось в прошлом году в Амстердаме, откуда Джейсон транспортировал очередной экспонат своей коллекции. Это был его первый опыт в нелегальном вывозе предметов искусства из-за границы, а проще сказать – в контрабанде. Что и говорить, натерпелся он в тот вечер – особенно когда изящный каштаново-коричневый доберман засновал между людьми, стоящими в очереди на таможенный досмотр. Только многолетняя, можно сказать – врожденная привычка блефовать в покере (мать Джейсона, Барбара Полякофф, урожденная Каслмейн, была не только полной тезкой знаменитой фаворитки английского короля Карла II, но и чемпионкой штата в этой игре и автором нескольких учебных пособий для начинающих, то есть кое-чему научила своего единственного сына!) помогла ему стоять со скучающим выражением, в то время как в голове толклись бредовые мысли: «А вдруг пес натаскан не только на наркотики, но и на запах масляной краски? Ведь Амстердам – столица мировых художественных ценностей и… похитителей оных?»
В это мгновение пес поглядел на Джейсона узкими, проницательными глазами, громко вздохнул – и оставил его чемодан в покое.
Джейсон перевел дух не менее шумно – но тут же его начал точить червь нового беспокойства. А вдруг при просвечивании багажа обнаружится двойное дно? Вдруг у таможенников есть особые устройства для его выявления? О нет, конечно, там нет никакой пустоты, которая могла бы обнаружить себя при простукивании, да и не двойное это дно, строго говоря, а просто уплотненная, герметичная обшивка, но все-таки… Что, если ему прикажут открыть чемодан, а потом начнут пороть эту обшивку? Прощай, честное имя, прощай, свобода. Впереди арест, суд, тюрьма и позор. Джейсон поставил на карту все, абсолютно все ради сомнительной радости обладания некой редкостью, а ведь он даже похвастаться ни перед кем не сможет! Придется, подобно Скупому рыцарю (Джейсон любил Пушкина), перебирать «в сундуке», точнее, созерцать в небольшой галерее, куда вхож только он и доверенный слуга, свои запретные сокровища… Но это если повезет и никто ничего не обнаружит!