Правда во имя лжи
Шрифт:
И Джейсону вдруг захотелось повторить вслед за лохматым Лешим – с теми же интонациями умиления и восторга: «Так вот ты какой, цветочек аленький!»
Но вместо этого он высказал то, что было на сердце:
– Я так счастлив, что вы живы, Соня!
– В чем дело? – насторожился Борис. – Вы знакомы?
– Это мы с вами знакомы, – с ненавистью взглянула на него Соня. – Припоминаете, добренький свидетель моего отвратительного алиби? С вами – знакомы. Ну и с сестрицей моей вчера утром я имела большое счастье познакомиться. А этого типа вижу первый раз в жизни.
– Мы
Джейсон умолк. Он и сам не ожидал, что воспоминания причинят ему такую боль. Не ожидал, что возможность смотреть на Соню причинит ему такое счастье…
– Я никогда в жизни не писала ни в какую Австралию, – растерянно пробормотала Соня, оглянувшись на парня в белом халате, и Джейсон вдруг ощутил ужасную ревность к нему, почти ненависть. Догадка ударила в сердце, и он спросил высокомерно:
– Господин Аверьянов, я полагаю?
– Вынужден вас огорчить, – столь же высокомерно ответил тот. – Моя фамилия Струмилин.
– Костя Аверьянов был моим мужем, – быстро сказала Соня. – Однако он умер год назад.
– Как долго вы были женаты? – взволнованно спросил Джейсон, и Соня ответила:
– Год.
– То есть поженились в августе позапрошлого, девяносто восьмого года? – прикинул Джейсон – и ошеломленно покачал головой, потому что ему все вдруг стало понятно.
– Неужели?.. – пробормотала Соня. – Неужели это подстроил Костя?.. Он за мной ухаживал, попросил фотографию, а потом вдруг заставил сняться на видеокассету, так что получился целый фильм. Потом стремительно сделал предложение, мы поженились, он поселился у нас с мамой и, помню, очень волновался за ту почту, что приходила в его старую квартиру. Да-да, я припоминаю какую-то телеграмму из Австралии, Костя что-то страшно врал насчет нее, мы еще поссорились из-за этого… Ох, боже ты мой… Да нет, не может быть!
Джейсон грустно молчал, поглядывая на нее исподлобья. Теперь он понимал господина Аверьянова. Тот сперва намеревался сыграть роль свата и нажиться на простаке австралийце, но потом плюнул на деньги и резко переместился в мужья этой красавицы. Еще как понимал! Стоило только вспомнить, сколько начудесил из-за нее он сам, Джейсон Полякофф! Но, во всяком случае, теперь она опять свободна. И если…
Он с надеждой воззрился на Соню, однако она уже явно забыла о нем. Ну конечно, что ей в каком-то очередном поклоннике! Теперь она смотрела на сестру, и выражение лица у нее при этом было такое, такое… Пожалуй, с подобным выражением Джейсон созерцал бы своих дорогих и любимых Скотти и Айзека.
– А ну, сними косыночку, – попросила Соня, развязывая шарфик на шее, и Джейсон только сейчас заметил, что у Лиды совершенно так же прикрыто горло, только не белым шарфом, а серой тонкой косынкой, затейливо и даже кокетливо завязанной. Право, можно подумать, что у сестер одновременно заболело горло, к примеру, у обеих ангина.
Но то не ангина. Просто горло той и другой оказалось перечеркнуто красным следом удавки…
Джейсон ахнул и обвел глазами зрителей. Леший и Струмилин так и стояли с поднятыми руками (а что делать, когда пистолет Бориса надежно страховал каждое их движение?), но лица их выражали неподдельное изумление.
– Вот те на, – пробормотал Леший. – Вот те и стигматы… а может, стигматики!
Лида расхохоталась с нескрываемым злорадством.
– А, ну теперь мне все ясно, – обреченно кивнула Соня. – Все-таки есть что-то во всех этих домыслах насчет близнецов… что они способны читать мысли друг друга. Стоило оказаться рядом с тобой, дорогая сестричка, как мне словно бы в уши кто-то начал шептать. Леший, успокойся, никакой мистики! Все просто. Когда Лидочка очнулась и увидела, во что превратили ее красивое горлышко, она преисполнилась ко мне такой ненависти, что не могла не оставить и на моей шее такой же отвратительный след.
– Да ну, брось, – жалобно пробормотал Леший. – Лидка не такая…
– Такая, такая, – кивнула Соня, – не особенно насчет нее обольщайся. Экие у тебя долгоиграющие иллюзии, Леший. Стоишь под дулом пистолета, видишь выражение ее лица – и все еще веришь?
Джейсон посмотрел на Лиду. А ведь Соня права… Это выражение многолетней, застарелой, почти врожденной ненависти очень хорошо знакомо Джейсону. Именно так на него периодически смотрели его дорогие кузены – когда овечка Джейси не желала в очередной раз остричься.
– Между прочим, меня чуть не убили по твоей вине, – бросила Лида. – Эти поганые отморозки были уверены, что я – это ты. И они хотели меня изнасиловать! В смысле, тебя! Думали, ты будешь в восторге!
– Не суди обо всех по себе, – холодно ответила Соня, и Лида чуть не задохнулась от возмущения:
– О себе?! Да я… да меня тошнит от одного только вида голого мужика!
– Знаю, – кивнула Соня. – Я видела у тебя дома негра. Этот шрам на фотографии ни с чем не спутаешь! А кто был третьим, Лида? Кто делал те снимки, которые вы подсунули потом Валере, чтобы меня скомпрометировать? Я тебя сразу на этих фотографиях узнала. Неужели ты все-таки подпустила «к телу» настоящего мужика? Кого же? Верного дружка Бориса?
– При чем тут Борис? – вскинула брови Лида. – До чего же ты невнимательная, Сонечка. Меня узнала, а своего мужа…
– Как это? – прошептала Соня. – Но ведь Костя сам показывал Пирогу эти снимки, жаловался ему…
– Ты плохо знала своего муженька, – усмехнулась Лида.
– Да, похоже на то, – понурилась Соня. – А ты, видимо, знала его хорошо. Интересно, а кто из вас кого нашел – ты Костю или он тебя? Помню, когда мы пошли в загс и он узнал, что по документам я не Богданова, а Литвинова, так пристал, почему это да как, что пришлось рассказать о твоем существовании. Он очень заинтересовался, как так, сестры, а ни разу не виделись, не общаются друг с другом.