Правда во лжи
Шрифт:
Когда я приехала, моё парковочное место было свободно, и, поставив машину, я взяла вещи и поспешила к школе. Как я и подозревала, Джаред опередил меня. Чёрный перламутр светился на его «Мустанге Фастбек» тысяча девятьсот шестьдесят пятого года выпуска, сияя в утреннем свете.
Эта машина была его гордостью, и он сделал всё, чтобы на кампусе об этом знали. Было очевидно, что Джаред проводил множество часов, заботясь о ней.
Дети толпились в коридорах, некоторые здоровались со мной, когда я мчалась к нашему с Джаредом кабинету. У нас не было классной комнаты, как
Это было удивительное расположение для нас, особенно для Джареда, ведь он был музыкальным терапевтом. Пока я часами учила детей использованию и пониманию слов, он использовал музыку для строительства языковых умений. Повторяющаяся природа песни позволяла ребёнку легче соединять слова.
Войдя в кабинет, я услышала нежную мелодию, витающую в воздухе. Я уронила сумку на стол и прошла через коридор к музыкальной комнате. За пианино сидел Джаред, погружённый в исполняемую им музыку.
Мелодия была мягкой, приятной, с разбивающими сердце тонами. Я стояла возле двери и слушала музыку, погрузившись в её атмосферу. Возникали желание и стремление, вырывавшиеся из глубины моей груди, натягивая струны сердца. Я закрыла глаза, поглощенная мягким нажатием клавиш. Слёзы покатились по лицу, когда музыка коснулась моей души.
Я открыла глаза и начала смотреть, как он играл. Джаред сидел за пианино в идеальной позе. Его высокое тело сконцентрировалось на движении. Я могла видеть его напряжённые мышцы, сокращающиеся под белым воротником рубашки во время исполнения. Я никогда не думала о Джареде больше, чем о друге, но для себя отметила, что он прекрасный представитель мужского пола. Я находила удивительным то, что он одинок, и ещё более удивительным то, что парень не снимал каждую ночь новую цыпочку, как делало большинство одиноких мужчин в нашем городе.
Однажды я предположила, что Джаред гей. И спросила его об этом. К моему удивлению, он ответил со смехом. И не обиделся на мой вопрос и даже отметил, что ему нравится компания женщин, но если это та женщина. Я улыбнулась, узнав, что была не единственной, кто думал: «Сначала узнай, потом трахайся».
Когда мелодия достигла апогея, дыхание Джареда стало более сбивчивым. Он двигался с каждым ударом, с каждым тоном. Потом остановился. Низкая нота Си зависла в воздухе, колеблясь, и мягко удаляясь. До этого я даже не подозревала, что он мог передать такие эмоции, музыка лилась из него так свободно. Конечно, парень флиртовал и был комедиантом, но также был и мудрым. Всегда с гордостью показывал свои чувства.
— Это было прекрасно, — прошептала я со слезами на глазах.
Он подскочил на лавке, поворачиваясь ко мне.
— Я не слышал, как ты вошла. Как долго ты там стоишь?
— Не долго. Я не хотела мешать. Просто услышала, как ты играешь, когда вошла.
Джаред встал с лавки и подошёл ко мне.
— Ты не мешала, Маккензи. Я просто играл.
Он обнял меня за плечи, когда мы пошли через коридор в
— Ну, твоя игра была прекрасна. Ты думал о продаже этой мелодии?
Джаред отпустил меня, когда мы вошли. Он провёл меня к столу и разместился на его углу.
— Моя работа не продаётся. Ты знаешь.
Я села на стул и включила компьютер.
— Людям нужно слышать ту красоту, что ты написал, Джаред. Весьма трагично, что она уйдёт неуслышанной.
— Моя музыка никогда не уходит неуслышанной, — его светло-карие глаза казались почти золотыми, когда он таращился на меня из-под своих длинных ресниц. — У меня прекрасная публика — ты и дети.
Он часто использовал свою музыку с детьми. Эмоции, исходящие от неё, действовали на них успокаивающе. Мне нравилось, как она успокаивала ребёнка, готового психануть. Срывы никогда не были лёгкими, ведь ребёнок терял контроль над эмоциями.
Большинство людей думало, что это лишь детская вспышка гнева, но на самом деле ребёнок, потерявший контроль, пугал их.
— Правдиво, но я хотела бы, чтобы ты творил и за пределами класса, — напирала я мягко.
— Когда-нибудь, — ответил он, гладя меня по руке.
Его кривая улыбка заставила меня улыбнуться. Разговор о его карьере помог мне отвлечься от своих проблем.
— Хорошо бы, — ответила я.
Улыбка Джареда обогрела, но от меня не ускользнуло то, что его глаза не смеялись. Он был взволнован. Это было хорошо видно.
Меня не должно было шокировать, когда он спросил:
— Итак, ты скажешь мне, что не так?
Но шокировало, я открыла рот как рыба.
— Как ты...
Он легко провёл пальцем под моим глазом.
— Ты много плакала. Больше чем всегда.
— Так и знала, нужно было использовать какое-то средство для макияжа Оливии сегодня, — бранила я себя. Причин лгать Джареду не было. Я выбрала правду.
— Я ушла от Ната вчера.
— Что ты сделала? — воскликнул он.
— Не смотри на меня так, — потребовала я, заставляя его убрать выражение шока с лица.
Мои плечи подались вперёд, а локти расположились на краю стола, возле его бёдер.
— Я больше так не могла. Одиночество душило меня, — я скрестила руки, смотря на пустой монитор компьютера.
— Я горжусь тобой. Знаю, ты любишь Ната, но теперь ты начала думать и о себе, — Джаред раскрыл мои пальцы и взял мою руку в свою.
— Почему все твердят это? Ты, Лив, и моя мама скажет, когда я ей расскажу, — я фыркнула. — Чувствую себя ужасно. Я сделала ему больно. Ушла от него. Сбежала.
Джаред нежно притянул моё лицо, чтобы посмотреть в глаза.
— Маккензи, ты ничего плохого не сделала. Он обижал тебя. Он покинул тебя. И ты не сбежала. Ты впервые подумала о себе. Перестань волноваться за него.
— Легче сказать, чем сделать, — прошептала я.
— Не для тебя.
Я потрясла компьютерной мышкой и она, наконец, ожила, позволяя мне остановиться на расписании дня. Это дало хороший повод выйти из происходящего разговора.
— Похоже, я пробуду здесь целый день. Моя первая встреча в девять пятнадцать, и мне нужно распечатать флэш карты.