Правда выше солнца
Шрифт:
А Кадмил в ответ посмеялся.
«Им нужно представление, – сказал он, – уж ты-то лучше многих знаешь, чего стоит достойное зрелище. Если представление выйдет хорошим, они во всё поверят. И расскажут детям, а те – своим детям, и так далее. Мы положим начало отличному новому мифу. А если устроим, как ты хотел, то что будут пересказывать детям? Протоколы писцов?»
Акрион дал знак. На орхестре заиграли. Те музыканты, которые шли за процессией, подхватили мелодию, и музыка заполнила огромную чашу театра. Люди рассаживались по местам, переговаривались, хохотали. Кто-то пел, подтягивая за кифаредами. Кто-то, как водится, успел напиться и
Юноши обходили кругом орхестры, оставляя на краю подносы и амфоры. По пятам за юношами следовали канефоры, рассыпая жертвенное зерно, бросая поверх даров живые цикламены и майоран – подношение Гермесу.
Акрион обвёл взглядом зрительские ряды. Нашёл Федру: та махала рукой из-под навеса, устроенного в центре театрона, неслышно восклицая что-то в общем гаме. Киликий сидел рядом с нею, ближе к проходу. Старому актёру сегодня тоже предстояло сыграть роль, маленькую, но очень важную. Акрион нервно, через силу улыбнулся родителям. Жаль, что рядом с ними не было Эвники, которая теперь жила в Спарте с мужем, эфором Клеоменом. Впрочем, она увидит всё своими глазами, когда придёт черёд. Когда представление доберется до спартанских городов.
И, как обычно, думая об одной сестре, он вспомнил о другой. Что бы сказала сейчас Фимения?..
Афиняне занимали места; удивительно, как мало потребовалось времени такой массе народа, чтобы заполнить скамьи. Те, кто не уместились на ступенях, рассаживались на склонах холма, а народ со стороны Дромоса всё прибывал и прибывал.
Солнце поднималось, становилось жарко. Горгий и солдаты стояли рядом, оглядывали толпу.
Наконец, в ухе зашуршала волшебная горошина.
– Ну, все готовы? – спросил голос Кадмила.
Акрион надавил пальцем на передатчик, чтобы лучше слышать.
– Почти, – ответил он тихо. – Ещё четверть часа выждем для верности.
– Да сколько можно, – заворчал Кадмил. – Тут такое пекло, что у меня яйца вот-вот сварятся. Ступай уже на орхестру. Скажи пару слов, завладей вниманием. Пусть проникнутся, почувствуют мгновение…
Сердце заспешило, голова стала лёгкой и горячей. «Уже пора! Начинается!»
– Иду, – проронил Акрион. И, стараясь говорить деловито и буднично, прибавил: – Переключи мой сигнал на усилители.
Послышалось несколько щелчков.
– Готово, – Кадмил перевёл дух и сделал громкий, явственный глоток. – Ух, хорошо! Давай, выступай, первейший из граждан.
Акрион встретил взгляд Горгия. Кивнул. Горгий отдал солдатам команду, и те расступились, открывая дорогу.
Вновь на орхестре, как в былые времена…
Акрион легко вскочил на деревянный помост. Прошёл к середине, ступая по щиколотку в цветах и лавровых листьях. «Без маски, – мелькнула мысль. – Будто тогда, перед лудиями в школе…» Он развернулся, окинул взглядом огромное человеческое сборище, а затем, не давая самому себе опомниться и оробеть, воскликнул:
– Радуйтесь, афиняне!
Голос, тысячекратно усиленный машинами Кадмила, разнёсся вокруг, заполнил раковину театрона, прокатился по рядам. Людские слова, смех, пение, музыка – всё враз затихло, поражённое этой мощью.
– Мужи и женщины! – продолжал Акрион. – Вот я, ваш царь, стою перед вами. Все знают, что в делах я преуспел благодаря многомудрому Гермесу. Сам бог спустился с Олимпа и помогал мне. И помогает по сей день – во имя всей Эллады!
Он возвысил голос на последних словах, чтобы
– Боги заботятся о нас! – крикнул он. Орхестра содрогнулась от звуковой волны. – Могучий вседержитель Зевс. Посейдон, хозяин океана. Деметра, которая благоволит матерям и землепашцам. Повелительница любви Афродита. И Гестия, которая печётся о наших семьях. И Артемида, мать охотников. И Арес, военачальник над военачальниками, и Гефест, мастер над мастерами, и Гера, спутница рожениц.
Зрители шумели, как море. Многие начали молиться, поднимая руки к небу. При этом они задевали локтями соседей, но соседи были в целом не против.
– И наши покровители! – Акрион тоже воздел руки, словно хотел обнять всех собравшихся горожан. – Аполлон-миротворец и воительница Афина – они никогда не забывали об эллинах. Без них не было бы Афин, лучшего города на свете!
Театрон вскипел рёвом. Люди восторженно вопили, отвечая на его речь. Акрион скользил взглядом по толпе, вглядывался в лица. Вот Киликий сидит выпрямившись, бледный от гордости за сына. Вот Федра плачет, счастливая, и тушь стекает по набеленным щекам. А во втором ряду ухмыляется и одобрительно похлопывает себя по груди Спиро. Как там сказал Кадмил? «Пусть проникнутся, почувствуют мгновение». Да, они чувствуют мгновение.
Тогда за дело.
– И вечно с нами – бог счастливого случая! – прокричал он. – Покровитель ораторов! Тот, кому молятся торговцы и путники! Посланник Зевса, наставник царей! Гермес Душеводитель!!
Он шагнул в сторону, сгибаясь в поклоне.
Несколько немыслимо долгих мгновений ничего не происходило, и Акрион успел подумать, что представление провалено. «Подъёмную машину заело, – пронеслось в голове. – Или он там окочурился от жары… Всё, это конец. Триста сорок три тыся…»
Цветы, устилавшие центр орхестры, взвились ярким вихрем. Рассыпались искры, в небо ударил высокий фонтан огня. Горожане издали единый восторженный вздох. В тот же миг цветочный вихрь распался, пламя развеялось, и на его месте возникла человеческая фигура.
Кадмил, вскинув голову, стоял посреди орхестры с жезлом в руке. Макушку украшала неизменная шляпа, на ногах были крылатые таларии, плечи укутывал золотой хламис. Народ разразился приветственными криками, а Кадмил, медленно поворачиваясь вокруг оси, простёр ладонь, благословляя собравшихся афинян. Затем поднял в небо керикион и выпустил в утреннюю синеву очередь громовых разрядов.
Люди принялись вскакивать с мест, чтобы лучше видеть. Акрион сбежал с орхестры и встал внизу, окружённый солдатами. Цветы опять взметнулись в воздух – на этот раз двумя вихрями, которые пересеклись высоко над головой Кадмила, образовав на несколько мгновений символ Гермеса: сплетённых змей. Вновь сверкнули молнии, и под восторженный гул толпы цветы превратились в гигантский рой горящих искр, а затем исчезли, не оставив после себя ни пепла, ни дыма. По краю орхестры тотчас же поднялись дюжины снопов огня. Акрион подался вперёд и не ощутил тепла, хотя стоял совсем рядом с искрящим столпом.