Правда выше солнца
Шрифт:
«Да и хрен с ними, с силами, – думал Кадмил, глядя в сумрак. – Не могу летать? Не умею становиться невидимкой? Потерял дар убеждения? Плевать. Зато снова есть голова на плечах. Язык слушается, руки-ноги тоже. Немного времени, и Локсий не просто вернёт мне способности – он будет молить о прощении, старый, тупоумный, самовлюблённый колдун».
Итак, опять алитея. С чего бы начать? Орсилора, похоже, и вправду ни при чём. Если бы она планировала ослабить и захватить Элладу, то не стала бы возвращать Кадмила к жизни и объединяться с Локсием, а немедленно объявила бы войну. Нет, Орсилора невиновна. В таком случае, остаются два предположения.
Первое – вмешательство кого-то из соседних правителей.
Гораздо интереснее другая версия: алитею придумали люди. Борцы человеческого Сопротивления. По какой-то причине они не могут раскрыть всем остальным правду о богах; видимо, боятся, что тогда могущественные хозяева перейдут к карательным мерам, и начнётся массовое кровопролитие. Но Сопротивление нашло способ сделать людей непригодными для выкачивания пневмы. Алитея ослабляет богов, делает их уязвимыми, лишает энергии. Весьма умно. Скорее всего, распространение практик – всего лишь подготовительный шаг борьбы. Если так, то действовать надо решительно и быстро.
Вот с этой мыслью и начнём работать. Время изящно спланированных акций, увы, осталось позади. Не судьба теперь носиться по воздуху между Парнисом и Афинами. Не выйдет диктовать царям божественную волю «золотой речью». Придётся спуститься к людям и заняться тяжким, грязным и, чего уж там, опасным расследованием.
Значит, нужна поддержка. Союзники.
Кадмил закряхтел и осторожно потёр ладонью зудящий шрам на шее.
Где найти союзника?..
Да был один такой. Славный малый, актёр. Жил себе без печали, играл в Дионисовом театре, пользовался каким-никаким успехом у публики. Пока вдруг не понадобился собственной матери в качестве палача. И в том ещё полбеды; может, и выкрутился бы как-нибудь, всё-таки афинский ареопаг известен своей справедливостью. Но нашему актёру встретился на пути некий весьма расторопный бог. И бог этот решил устроить весёлую игру, шикарный спектакль, в котором парню отводилась вроде как главная роль. Царская роль.
А закончился спектакль совершенно не по-царски. Засадой, смертным боем и, скорее всего, рабством. Разбойники явно собирались продать Акриона на невольничьем рынке. «Хоть в гребцы, хоть в лудии! Сотни две дадут, не меньше».
«С этого и начну, – решил Кадмил. – Надеюсь, Акрион всё ещё видит во мне Гермеса. Смерть и кровь, я и впрямь виноват перед парнем. Нужно немедля отправляться на поиски. Если он ещё жив, то вместе и трон ему вернём, и с предательницей поквитаемся».
Кто же нанял головорезов? Главарь сказал, что их послала сестра Акриона. У Фимении не было повода вредить брату. В самом деле, тот приплыл за ней в Лидию, спас от стражи и Гигеса, вернул в Афины. Теперь она живёт во дворце и служит Аполлону в величайшем храме Эллады. Фимения может быть только благодарна Акриону за всё, чем теперь обладает. Кроме того, исчезновение брата для неё совершенно невыгодно. Если бы Акрион, как планировалось, занял престол, то Фимения бы точно сыр в масле каталась. Как же: ненаглядная сестричка правителя! А теперь Эвника выйдет замуж за какого-нибудь пришлого эфора, и тот, может статься, вовсе невзлюбит Фимению. По крайней мере, уж точно не станет заботиться о ней так, как это делал бы Акрион.
И,
«Являлась ли тебе Артемида? Знаешь ли, что такое алитея? Связывалась ли с матерью колдовским способом?»
«Нет, о Долий. Не знаю, о Долий. Никогда, о Долий».
Кадмила также интересовала история её спасения из подожжённого Ликандром сарая, однако Фимения на все лады твердила одну и ту же историю: прекрасный юноша Аполлон взял её из огня и перенёс в Эфес. Здесь явно постарался кто-то изрядно поднаторевший в магии перемещения – возможно, та же Семела – но это было уже не так важно. Важным оказалось другое: Фимения доказала свою непричастность к преступлениям матери. Никто не смог бы врать, находясь под действием «золотой речи». Особенно – эта несчастная девушка с изувеченной психикой.
Нет, Фимения не могла нанять разбойников.
Остаётся Эвника.
И вот у неё мотивов хоть отбавляй. Стать женой нового правителя, который займёт место пропавшего Акриона. Избавиться от брата, страдающего припадками гнева. Но это всё второстепенное, а главное – верность делу Сопротивления. После смерти Семелы Эвника заняла её место; теперь это ясно, как дважды два. Затаилась. Подыграла Кадмилу. Изобразила радость на церемонии во дворце, при этом подослав Вилия с обличительной речью. А затем, воспользовавшись удобным случаем, нанесла удар, ликвидировав разом и одного из богов, и незадачливого претендента на трон.
О, гидра, грайя, горгона! А ведь так отрадно было, что хоть кто-то из семейки покойного Ликандра способен трезво рассуждать и не теряет голову в сложном положении. Ах, умница! Как говорит! Как чувствует публику! В какой-то момент Кадмил даже пожалел, что правителем Эллады не может стать женщина – Эвника явно превосходила брата сообразительностью и хладнокровием.
Что ж, ум у Эвники и впрямь весьма живой. Кадмил с Акрионом всего-то перекинулись парой слов – тогда, после церемонии, над трупом Вилия. «Опять алитея?» «Да, алитея». Эвнике этого оказалось достаточно, чтобы понять: брат и его божественный наставник являют собой прямую угрозу заговорщикам. Впрочем, наверняка простак Акрион до того успел поговорить с сестрой о Семеле и её чёрной магии. И о проклятом культе. Бедный царевич не знал, что Эвника была связана с заговорщиками, как и её мачеха.
И поплатился свободой.
«А я едва не поплатился жизнью, – мрачно думал Кадмил, ощупывая ямку на груди. – Эвника, разумеется, в курсе, что мы – никакие не олимпийцы, и что Гермеса, с которым дружил её брат, можно убить так же, как любого смертного. Вот и заказала меня разбойникам. Ты мне за всё ответишь, Пелонида, бешеная сучка. За небытие, за раны, за отобранные силы. Кровью клянусь. И расскажешь, на чью мельницу льёшь воду. Расскажешь, кто научил тебя и Семелу алитее, кто возглавляет Сопротивление. Кто заварил всю эту кашу. Жду не дождусь нашей встречи».
Он вдруг зевнул.
Ладно. Это всё подождёт до утра. Утром придёт пора быть ловким, находчивым и смелым. Утром он проникнет в хранилище (кстати, каким образом?) и возьмёт всё, что пригодится в мире людей – деньги, магическую технику, боевой жезл. Потом придётся преодолеть охранный барьер (тоже непростая задачка), спуститься с горы в долину. И это – только начало. Самое трудное начнётся потом.
Потом.
Сейчас надо поспать.
Кадмил потянулся, скривился от боли в хребте – и задел кончиками пальцев нечто матерчатое, стоявшее у изголовья кровати. Нечто очень знакомое. Почти родное.