Правдивое комическое жизнеописание Франсиона

Сорель Шарль

— Мне показалось, — сказал Франсион, — что вы назвали эту личность дворянином; полагаете ли вы, что он в самом деле заслуживает носить столь почетное звание, раз он ведет такой гнусный образ жизни? Один из основных признаков знатности — это щедрость.

— Государь мой, — ответствовал его спутник, — я действительно оговорился, назвав его дворянином, хотя он и владеет несколькими вотчинами; ибо он не является таковым даже по происхождению. Отец его был одним из крупнейших откупщиков во Франции и занимался только тем, что потакал в Совете введению новых налогов и набирал всякие подряды. Тем не менее дети нашего скопидома, сын двадцати лет и дочь восемнадцати, ни в чем не сходствуют со своими родичами. У них довольно щедрый нрав. Жаль, что господь не дал им такого отца, который позаботился бы об их благополучии. Девица весьма из себя пригожа и обладает многими совершенствами, способными привлечь к ней поклонников; но к чему ей все это? Никто не решится за ней поухаживать; она находится неотступно

при своей матери, а та не менее скупа, чем отец, и запрещает ей выезжать на пышные собрания, так как не хочет тратиться на богатые наряды. Хуже того: господин дю Бюисон — так зовут сквалыгу-отца — настолько боится раскошелиться, что не желает даже слышать об ее замужестве. Сын живет таким же затворником, отчасти по своей охоте, отчасти поневоле, ибо не может выходить и общаться с молодыми людьми своего круга за неимением подобающей свиты, а также денег на игру и кутежи. На днях он выкинул недурную штуку со своим скаредом папашей; тот заболел и не мог сам отвезти в город изрядную сумму денег, причитавшуюся с него одному купцу, который докучал ему ежедневно. Он был вынужден, к величайшему своему сожалению, поручить это дело сыну, ибо еле доверяет свое добро даже самому себе. Молодчик, соблазненный сим благостным металлом, который ему так редко попадался в руки, решил его прикарманить. Вместо того, чтоб отвезти деньги по назначению, он зарыл их в поле, продал лошадь и плащ, а затем вернулся к отцу и рассказал, что повстречался с грабителями, которые ссадили его с лошади и отняли у него кошелек и плащ. Можете себе представить, как взбеленился дю Бюисон; он не знал, на ком сорвать злобу; наконец гнев побудил его свалить всю вину на сына и крепко его избить, обозвав предварительно негодяем и попрекнув тем, что он выехал в поздний час и отправился не по людной дороге, где, наверно, нашелся бы человек, который оказал бы ему помощь. Он поручил начальнику объездной команды разыскать лиц, его обокравших. Один из стражников, знавший масть и рост лошади, так постарался, что нашел ее, опознав в городе неподалеку отсюда, когда ее вели на водопой. Он выследил ее до самого дома и спросил у хозяина, кто ему продал лошадь. Тот сказал, что купил ее у молодого человека, ни имя, ни звание коего ему неизвестно, но что легко может узнать его, если встретит. На несчастье юного дю Бюисона, случилось ему проходить мимо них, и горожанин тотчас же сказал стражнику: «Да вот же он, задержите его». — «Остерегитесь ошибиться, — отвечал стражник, — это сын того, кому принадлежит лошадь». — «Тем не менее он мне ее продал», — повторил горожанин. Стражник удовольствовался полученными сведениями и пошел рассказать об этом дю Бюисону, который устроил очную ставку между горожанином и сыном. Последнего тут же уличили, и он, опасаясь отцовского гнева, тайно исчез из замка и отправился, представьте себе, выкапывать свои деньги, с коими ухитрился так ловко скрыться, что его здесь с тех пор не видали; в конце концов ему все-таки придется вернуться, хотя бы за получением своей доли наследства от старого скупца, которому его богатства не помешают когда-нибудь умереть. Что дудкой заработано, то уйдет на сопелку. Дурно нажитое добро, безусловно, будет дурно истрачено. Когда оно попадет в руки этого молодого человека, то нетрудно себе представить, как он его порастрясет; отсюда явствует, что не стоит сгребать ефимки кучами, чтоб лишиться их, когда меньше всего этого ожидаешь. Я лично не знаю, кого из них осуждать, отца или сына; оба попрали свой долг; не могу, однако, не признать, что вина исходит от отца, поскольку он как бы вынудил сына похитить у него деньги, которые не хотел дать ему добровольно. Господь послал ему такого же нравственного отпрыска, как он сам, для того чтоб наказать его за скупость.

— Весьма возможно, — отозвался Франсион, — и я думаю, что небо и меня послало на землю, чтоб его наказать. Клянусь не пощадить для этого своих сил, или мозг мой лишился всякой изобретательности. Скажите мне только, хорошо ли вам известна его жизнь.

— Достаточно, государь мой, — отвечал тот, — ибо я живу на мызе в расстоянии мили от замка, а узнал я всю его генеалогию и все его повадки от одного служившего там мальца, который теперь часто ко мне захаживает.

— Расскажите же мне об этом, ничего не опуская, — возразил Франсион, после чего спутник сообщил ему все, что знал о дю Бюисоне.

Тогда Франсион продолжал:

— Я попотчую его всласть, это дело решенное. Но не тщеславен ли он вдобавок ко всем прочим порокам? Не любит ли он, чтоб его считали знатнейшим человеком с влиятельным родством?

— Вы попали в точку, — отвечал тот, — даже съевши с ним мешок соли, вы не знали бы его лучше. Он хочет во что бы то ни стало, чтоб его почитали благородным, и как-то избил палками нескольких крестьян, сказавших, что он не дворянин и должен платить оброк.

— Ах, негодяй, — возмутился Франсион, — вовсе не так надо за него приниматься: я сделаю его дворянином, и вопреки ему самому, ибо знаю, что он сначала не одобрит моего способа.

За этими рассуждениями доехали они до рощицы, из-за которой долетел до них шум, похожий на то, словно несколько человек нападали на одного. Наш любитель приключений, коему надо все разузнать и воздать сторицею за все злодеяния, попадающиеся ему на глаза, пришпоривает коня, летит в сопровождении своих людей к месту происшествия и обнаруживает четырех рослых мерзавцев, держащих за шиворот молодого дворянина, которого они стащили с лошади. Несмотря на приближение Франсиона, они не выпустили своего пленника, и так как он не хотел идти туда, куда им было желательно, то они изо всех сил волокли его по земле.

— Эй, висельники, что вы собираетесь учинить с этим кавалером? — крикнул им Франсион.

— Не ваше дело, — отвечал один из них, — знайте, что мы служители правосудия и тащим этого человека и тюрьму за долги.

— Только за это? — возразил Франсион. — Клянусь, что он туда не пойдет.

С этими словами он обнажил шпагу, и все его люди поступили так же; затем они начали теснить судебных приставов и так успешно, что те были вынуждены бросить свою добычу и показать пятки врагам. Сосед скопидома подошел к Франсиону и сказал:

— Государь мой, вы выручили не кого иного, как юного дю Бюисона.

— Отлично, — ответил Франсион, — очень рад этой встрече.

Тут молодой человек подошел к нему и высказал свою благодарность в выражениях, свидетельствовавших об его рассудительности, что побудило Франсиона оказать ему благосклонный прием. Он спросил, действительно ли его вели в тюрьму за долги. Дю Бюисон подтвердил это и сказал, что отец вовсе не давал ему денег, а потому он был вынужден занять их у некоего банкира, каковой, желая получить назад свое добро, настойчиво добивался возврата долга. Беседуя таким образом, доехали наши всадники до одного городишки, где намеревались ужинать и ночевать. Они остановились на постоялом дворе и увидали там двух каких-то людей, распивавших вино. Один из них, с носом красным как рак, поглядел на дю Бюисона и подмигнул своему сотоварищу, после чего они еще усерднее принялись за выпивку, возбуждая жажду ломтями ветчины, лежавшей перед ними.

— Ну-с, повытчик тюрьмы моего желудка, — сказал он, поднимая стакан, — приготовьтесь занести в списки заключенных сего храброго поединщика, которого я хочу посадить под замок; вот и еще стакан, избравший своим жилищем мой живот, — добавил он, снова выпивая.

— Приятель, — продолжал он, утолив жажду, — вызываю вас повесткой к трону Бахуса для дачи показаний по делу о том, почему вы не пьете в надлежащее время и в надлежащем месте, когда друзья вас о том интерпеллируют.

— Я не являюсь на вызов, — отвечал тот, — хотя бы вы запротоколировали неявку стороны, что повлечет для меня уплату судебных издержек и заочное осуждение; но я апеллирую с ссылкой на неподсудность и потребую переноса дела к районному судье по месту своего жительства, как полагается по искам об исполнении личных обязательств.

— Для этого нет данных, — возразил тог, — я настаиваю на выдаче мне акта, надлежаще составленного и надлежаще подписанного здешним слугой, каковым бы удостоверялось, что я выпил больше тебя.

— Вот пинта, которая, по-моему, не соответствует законной городской мерке, — сказал его сотоварищ, — она, как мне кажется, слишком мала, и к тому же вино плохое. Я желаю истребовать грамоту, скрепленную большой печатью, на предмет снятия с меня повинности об уплате пяти су, каковые я обязался внести за сига пинту: она не стоит и четырех. Кстати, приятель: ты съедаешь весь хлеб, который я режу; я подам на тебя челобитную за самоуправство и вчиню иск о нарушении владения.

Франсион, подслушав их беседу, продолжавшуюся еще некоторое время в том же духе, поклялся, что это — судебные пристава, о чем свидетельствовали их облик и специфические термины, ими то и дело употребляемые, а также замеченное им недоброжелательное отношение к дю Бюисону. Чтоб проверить справедливость своих подозрений, он оставляет дю Бюисона одного в соседней горнице, а сам уходит вместе со своими людьми, притворившись, будто хочет посмотреть достопримечательности тамошнего города. Тотчас же судейские, действительно намеревавшиеся задержать молодого человека, направились к нему и, предъявив ордер, приготовились исполнить свои обязанности. Но Франсион, вернувшийся тут же вместе со свитой, помешал им продолжать и, заперев за собой дверь, заявил, что они находятся в его власти и что от него зависит их прикончить. Бедные ищейки правосудия взмолились к Франсиону и дю Бюисону о пощаде, ссылаясь на то, что намеревались только выполнить данный им приказ.

— Вы — мерзавцы, не знающие своего ремесла, — отвечал Франсион, — и я вас ему поучу. Какой же толковый пристав станет выражаться судейскими терминами в присутствии друзей человека, которого собирается изловить? Неужели вы не понимаете, что сами себя выдали? Вы по своей вине проморгали дело, и я весьма рад за этого достойного дворянина. Но скажите, кстати по чьему иску хотели вы его арестовать?

— По иску одного здешнего купца, государь мой, — отвечал один из них.

— Я его хорошо знаю, — вмешался тут дю Бюисон, — это наглый плут: он продавал мне дрянные ткани втридорога и подсылал затем человека, который скупал их у меня задаром на его же деньги. Бьюсь об заклад, что весь товар опять вернулся в его лавку. Но мне тогда было наплевать, лишь бы получить деньги, в которых я нуждался, а о будущем я не помышлял. Все наперебой старались меня ссудить, так как возлагают большие надежды на богатство моего отца.