Правдивый ложью
Шрифт:
Я смотрел на старичка, кивал головой и прикидывал. Получалось как-то уж слишком много совпадений. И детина из язычников, да еще с волком в обнимку, и ищет князя на «мы»…
Такая стая случайностей может говорить только о скрытой закономерности.
– А кум твой сейчас где? – спросил я, решив разобраться до конца.
– Дык вестимо где, на торгу.
– Тогда бери двух моих ратников и за кумом, – распорядился я.
– За что?! – вытаращил он глаза.
– Хочу… за веру православную порадеть – вдруг и впрямь язычник с латином недоброе умышляют, – пояснил я и успокоил
Старичок ахнул и мгновенно испарился – только и видели. Правда, почти сразу нарисовался вновь, но только чтоб уточнить:
– А ежели не управлюсь за час? С полтиной-то как быть?
– Тогда по три алтына, – ляпнул я первое, что пришло на ум.
– Не-э, полтина куда лучшее, – сделал глубокомысленный вывод Жила и испарился повторно.
Честно говоря, я не смотрел на часы, так что уложился он с кумом или нет, не знаю. Выдал на радостях по полтине, да и дело с концом. А на радостях, потому что кум припомнил фамилию, которую называл детина.
Не сам, конечно, только после моих подсказок, так что были сомнения – вдруг он попросту решил мне угодить, опасаясь лишиться полтины.
Но, с другой стороны, Манасяна он отверг сразу, над Монтичелли призадумался, а вот когда речь дошла до Монтекова, то сразу радостно заорал, что «енто оно самое».
К сожалению, помимо этого выжать из кума что-либо еще я не сумел – детина был недолго, за еду честно расплатился новгородкой, да и вообще навряд ли бы им запомнился, если бы не отказ перекрестить лоб, упоминание о других богах да еще его странный четвероногий спутник.
В дальнейших поисках могло сгодиться разве описание внешности, хотя тоже невыразительное и без особых примет. Уцепиться можно было только за полоску материи со странным узором, которая обручем обхватывала волосы детины, вот, пожалуй, и все.
То есть разыскивать посланца Световида – а в том, что это был именно он, я уверился окончательно – по таким приметам, все равно что иголку в стоге сена, потому я и не особо надеялся на положительный результат, хотя и отрядил на поиски аж два десятка во главе с Дубцом.
Вдобавок я еще привлек к делу всех «бродячих» спецназовцев – вдруг в случайном разговоре всплывет упоминание о странном человеке и его необычном четвероногом спутнике.
И вовремя нашли, поскольку парню грозили крупные неприятности. Еще бы чуть-чуть, и как знать, что с ним сделали бы озверелые мужики небольшой деревеньки, располагавшейся совсем рядом с Москвой.
А виной всему оказалась его псина, которая, по словам кума Жилы, вылитая волчина. Скорее всего, пес и впрямь был не простым, а метисом-полукровкой, если не чистокровным волком, иначе с чего бы так перепугался лошадиный табун, который деревенские ребята гнали в ночное и как назло встретившейся детине.
Едва кони почуяли волчий дух, как устроили такой концерт, бросившись кто куда, что потом их пришлось весьма долго собирать. И совсем худо, что с перепугу две кобылки метнулись к обрыву, загремев с кручи и поломав себе ноги.
К тому же ребята, вернувшиеся за подмогой в деревню, понарассказывали таких страстей, что выскочившие кто с колом, кто с дубьем мужики накинулись на бедолагу и так отходили его, что тот уже вторые сутки находился ни жив ни мертв, валяясь на охапке соломы в подклети губной избы.
Зверю тоже досталось изрядно, хотя вернувшиеся на место побоища, чтоб содрать с него шкуру, волка не нашли – очевидно, тот ухитрился из последних сил уползти в ближайший лесок, где, по всей видимости, и зализывал свои раны.
Доставленный со всевозможным бережением на мое подворье паренек, который выглядел на удивление юно и как бы не моложе некоторых моих гвардейцев, был и впрямь весьма слаб.
Моя ключница, которая сразу признала парня – внук Световида, тут же захлопотала над его ранами, с укоризной поглядывая на меня, когда я в очередной раз, снедаемый нетерпением, заглядывал в комнату, где она трудилась над Вратиславом.
Надо сказать, что травница и на сей раз не подвела. Не думаю, что за столь короткий срок в руках любого из иноземных докторов парень бы так преобразился. Да, он продолжал оставаться слабым, но ведь когда его только доставили, вообще был никакой.
Его и к Петровне ратники, можно сказать, заносили на руках – сам на ногах не держался, а сейчас ничего, и даже ко мне в кабинет поднялся почти самостоятельно, правда, слегка опираясь на плечо Дубца.
А начал он с того, что протянул мне хорошо знакомый золотой перстень с крупным алым камнем.
– Вот. Деда сказывал, что тебе самому ведома оная жиковина, а потому велел лишь обсказать, что ежели ты хотишь, чего хотел и ранее, то надобно поспешать. – И пояснил: – Сила у камня слабнет. Коль чуток промедлишь, то…
– Сколько у меня в запасе времени? – первым делом спросил я.
– Сила, она исчислению не поддается, – сокрушенно покачал головой он, – потому угадать никому не дано, одначе деда сказывал, чтоб ежели наверняка, то надо бы тебе к Перунову дню [85] поспеть. – И виновато улыбнулся. – Уж прости, что припозднился в пути. Спешил яко мог, да вишь… – И сразу заторопился: – Но десять ден у тебя есть, потому, ежели к завтрему на зорьке ясной выехать, все одно поспеть можно.
85
Перунов день, который ныне известен как день Ильи-пророка, отмечался древними славянами 20 июля (ныне 2 августа).
– Можно, – согласился я и задумался.
Получалось, времени действительно в обрез. Даже десять дней – это впритык, загоняя по пути коней. Значит, что? Значит, вместо Коломенского завтра прямым ходом на север, в псковские леса, иначе я рискую остаться тут навсегда, а это меня не устраивало никаким боком.
Было над чем подумать.
Вообще-то мое внезапное исчезновение не должно вызвать особого переполоха, особенно если черкнуть Федору прощальное письмецо или просто объяснить ему перед самым выездом, что мне до зарезу надо… отлучиться.