Правдивый ложью
Шрифт:
– Значит, выполнишь? – на всякий случай уточнил я, хотя и без того все было понятно.
– Не сумлевайся, – кивнул он. – Яко боярские ребра трешшат, еще не слыхивал, а чтоб самому их крушить невозбранно, о том и вовсе в мыслях не держал. Все сполним. Тока ведь у нас народец своевольный, удержу не ведает, потому ты уж не вели своим ратникам сабельки в ход пущать, ежели мы малость за край зайдем.
– А я краев вам и не отмеряю, – пояснил я. – И удерживать их ни к чему. Знай себе лупи да круши, пока… Ну ты меня понял.
– Вона как, – протянул Игнашка. – Выходит, ты порешил их…
– А что порешил, знаем только мы двое, – перебил я. – И то, что двум князьям ведомо, о том иным прочим знать ни к чему. Это наше с тобой дело, княжеское. Народцу же скажи, что есть у тебя должок к Мосальскому – думаю, они тебя поймут.
– И оное уразумел, – кивнул он. – Токмо тогда уж у меня к тебе тож просьбишка. Ежели ребятки помимо прочего привычным делом займутся, ты уж ратников своих не того…
– Одно обещаю, – быстро прикинув, заявил я, торопясь закончить разговор, меня ждал Федор. – Путь к отходу, если что, будет свободным, и людей своих по площади я расставлять не собирался, только близ Царева места. Ну а коль людям в руки попадутся – их беда. – Я развел руками. – Защищать не стану, так что пусть осторожнее кошели щиплют.
– А нам и таковского за глаза, – согласился Игнашка и, весело хихикнув, заметил: – Яко ты сказываешь – кошели щиплют? – Он хохотнул. – Ишь ты, словцо какое сыскал. Нашим поведаю – пондравится.
– Только про меня не говори. Пусть будет, что ты сам его придумал, – посоветовал я. – И про ратников, где и как их расставят, тоже сам. Ты ж дознатчик, вот и выведал, покрутившись среди моих людей. А теперь дельце поважнее будет. Пальцы твои как?
– Замок вскрыть надобно? – ухмыльнулся Игнашка.
– Хуже, – вздохнул я и направился к двери.
Выглянув наружу, убедился, что в коридоре, кроме ратников, что привели Князя, ни души, строго-настрого наказал никого в комнату не впускать и поплотнее притворил дверь.
– Шнурок разрезанный надо соединить, да так, чтоб никто не заметил, – пояснил я Игнашке, кладя руку на шкатулку, и сразу предупредил: – И это тоже – дельце тайное, Незваныч.
– Допреж глянуть надобно, – преисполнился важности Игнашка.
Я открыл шкатулку и еще раз прикинул.
Да, получалось, что иного выхода нет.
Попытаться влепить на другую грамоту старую печать Бориса Федоровича не имело смысла – именная.
Впрочем, чтобы понять подлог, людям ее и читать не надо – сразу видно, поскольку отличий выше крыши.
У Годунова и орел на гербе крылья не расправил, да и всадник с копьем не в ту сторону едет – постарался Квентин на мою шею, подсказал Дмитрию, как надо правильно.
Оставалось только одно – перекинуть печать с одной грамоты на другую.
Задача несколько облегчалась тем, что печать вислая, но шнурок был вдет в сам лист грамоты и намертво, как пломбой, стиснут с двух сторон блестящими плюшками-оттисками – не поскупился будущий царь-батюшка на серебро.
– Мне отсюда туда, Игнатий, – ткнул пальцем я. – Печать должна быть на этом листе, но чтоб ни следочка.
Тот задумчиво пожевал губами, ничего не ответив. Щурясь, он долго разглядывал печать, вертя ее в руках, затем сам лист. До шнурка добрался в последнюю очередь.
– Свету бы поболе, – заметил он.
– Это мигом, – оживился я, опрометью выскакивая в коридор.
Вскоре на столе у Князя стояло аж три подсвечника, а по обеим сторонам еще два здоровенных шандала на семь свечей каждый.
– Иному довериться никак нельзя? – уточнил он, повторно теребя в руках печать. – А то есть тут у меня один на примете…
– Дело такое, что вера у меня только к тебе, – пояснил я.
– Понял, – кивнул он. – А коль загублю, голова с плеч? – И криво ухмыльнулся.
Дипломатичное замечание я оценил по достоинству. Вроде бы и шутка, а вроде бы… Вон как дрогнули пальцы. Все правильно: я ж сам сказал, что дельце тайное, а на Руси наиболее популярный способ хранить тайны – ликвидация свидетелей.
– Ты так больше не шути, не надо, – устало попросил я. – И без того сегодня денек заполошный. Ты ж меня знаешь. Разведу руками, и вся недолга – коль не вышло, так уж тут ничего не поделаешь. Потому работай аккуратно, но за свою жизнь не опасайся, ничего с ней не случится.
– Уцелеет, стало быть, голова, – удовлетворенно кивнул он. – Это хорошо.
– Смотря чья, – поправил я его. – Твоя – да, а вот моя…
Игнатий посуровел, крякнув, и вновь принялся вертеть в руках печать.
Странно. Вообще-то менять надо шнурок, а он…
Я открыл было рот, но так ничего и не сказал. Коль доверился специалисту, так помалкивай, чтоб не обидеть.
– Лучше бы ты замок мне дал открыть, – проворчал он, предупредив: – Тут час надобен, не мене – терпит оно? Да еще кой-что – я ж с собой ничего не прихватил.
– Вот это другой разговор, – обрадовался я. – Давай командуй.
Игнашка оказался на удивление скромен, запросив лишь шильце повострей, пару ножей и еще кое-что по мелочи, включая шнурок точно такого же цвета, какой был на грамоте.
– Все тотчас принесут, – заверил я. – Значит, так: мне бежать надо, так что у дверей я стражу выставлю, чтоб ни одна зараза не помешала. Все, что ты заказал, принесут, но заходить не станут – постучат. Выйдешь сам и все примешь. Как только работу закончишь, пошлешь одного из ратников за мной, но сам отсюда ни-ни.