Праведный грех
Шрифт:
– Иван, не хвылюйся, заява не треба, – попросил Хвыля, понимая, что из-за скандала и позора пострадает, лишится премии вся бригада. – Я самотушкы с ним поспилкуюсь, щоб руки не распускал.
– Пусть Яков Абрамыч мне и Репе оплатит больничные, пособие на медикаменты, лечение и питание, а Головина оштрафует за брак в работе, лишит премии. Такие наши условия.
– Добрэ, – пообещал бригадир, довольный исходом беседы.– Репчуку скажы, щоб не пысав заяву. Я сам поспилкуюсь с Дягелем.
В полдень приехал к Головину, который занимался вспашкой поля. Лемеха плуга выворачивали пласты почвы. Бригадир подал знак рукой, мол, остановись. Не заглушая двигатель, Федор выглянул из кабины трактора. Назар пристально вгляделся в его лицо, надеясь подметить следы драки, но тщетно.
– Что ты, Федор, руки распускаешь? Устроил мордобой, – пожурил он. – Ивана и Петра изувечил. Одному глаз подбил, другому – яйца. Вывел мужиков из строя. Когда они теперь очухаются?
– Самооборона, имею право. Надо было и Ершу всыпать, но сбежал, гнида – пояснил Головин. – Не я первым начал. Они затеяли драку, трое на одного, решили скопом меня проучить, вот и нарвались. Надолго запомнят и больше не сунутся.
–Самооборона? Да у тебя ни одной царапины на обличье, а воны корчатся вид боли, – усмехнулся Хвыля. – Тебя бы следовало за превышение такой самообороны привлечь к ответственности.
– Надо с умом обороняться, – возразил тракторист. – Они – тюфяки, а меня жизнь многому научила.
– Служил что ли, что так ловко с троими расправился?
– Да, служил в ВДВ, в спецназе, – солгал Головин.
– Что же тебя в наши края занесло? – удивился бригадир, но Федор не ответил. Назар продолжил. – За что они хотели тебе бока намять?
– За ударный труд. Мог пострадать за правое дело. Их, лентяев, жаба давит, что я постоянно перевыполняю нормы. Наверное, забыли лозунг «Кто не работает, тот не ест».
– О-о, ты заговорил цитатами, как когда-то наш парторг. Точно бы сагитировал тебя в партию.
– Мне от этого ни холодно, не жарко, я сам по себе.
– Колупай собирается снять побои и заявить в милицию и директору об избиении. С трудом его отговорил, – сообщил Хвыля. – Участковый Мыкола Удод настырный, въедливый, как серная кислота, много бы нервов и крови испортил. Не хочу впутывать милицию. Скажем, посадят тебя на пятнадцать суток, а кто будет в поле работать? Сейчас, пока не пошли дожди, каждая минута на вес золота…
– Да, на вес золота, а может и платины, – подтвердил Головин. – От этих хмырей пользы, как от козла молока. Много они тебе напашут, с них, где сядешь, там и слезешь. У меня, что ни день, то рекорд. Не зря мужики зовут стахановцем. Спасибо за отмазку, век не забуду.
– Колупай казав, що ты халтуришь, мелко пашешь, гонишь вал, а не якисть. Тому не распускай руки, не халтурь, бо лишу премии.
– Ивану рога обломаю и другим намну бока. Вся их гоп-компания будет работать на аптеку.
– Есть еще один аргумент в твою пользу.
– Какой еще аргумент?– Может, станем родней, сватами, когда сын Андрей отслужит и жениться на Светлане. Меньше года осталось ждать, – с удовлетворением напомнил Назар.
– Да, породнимся, будем ходить друг к другу в гости, на юбилеи, именины и крестины. Эх, Назар, заживем в свое удовольствие, никто нам не посмеет перечить. Возьмем власть в селе в свои руки. А, если Удод вздумает качать права, то накатаем на него «телегу» в райотдел или в прокуратуру о том, что пьянствует, не просыхает – с азартом поддержал тракторист.
– Краще их не чепаты. Федор, все же держи себя в руках, не горячись. Подальше от греха, ведь с милицией шутки плохи.
– Конечно, плохи, с фараонами лучше не связываться, – согласился Головин. Обменявшись крепким рукопожатием, они расстались.
Хвыля, оседлав мотоцикл с коляской, выехал на проселочную дорогу, а Федор привычно устроился за рычагами и продолжил вспашку. Назар все же решил об инциденте сообщить Дягелю, ведь рано или поздно до него дойдет слух и не исключено, что в искаженном виде. Лучше перестраховаться, упредить, чем потом что-то опровергать. Директора застал в кабинете.
– Яков Абрамыч, с Головиным треба щось робыть? – заявил он с порога. – Федор лупцевал Колупая и Репчука. Пропаную лишыты його премии.
– Назар, ты мабуть с глузду зъихав, – возразил Дягель, знающий, как иврит, так и украинский язык. – Соображай, что предлагаешь? Головин у нас передовик производства, ударник труда, в почете. О нем знает глава администрации и вдруг хулиган, дебошир? Нас не поймут, скажут, что сами рубим сук, на котором сидим. Испортим себе деловую репутацию, имидж. Хуже того, обвинят в том, что возвеличивали правонарушителя.
Хвыля удрученно почесал затылок, и Яков Абрамович продолжил:
– Если мы лишим Головина премии, то обязаны будем и себе урезать премиальные, иначе «наверху» нас не поймут. Подумай, кого мы выставим на соревнование за звание «Лучший пахарь района»? Или сам тряхнешь стариной, сядешь за рычаги гусеничного трактора?
–Ни, сноровка вже не та, – признался бригадир.
– В таком случае помалкивай, делай вид, что ничего не произошло.
– Якщо воны до Мыколы Удода звернуться и той видкрое справу?
– Николай у меня в кулаке, – директор сжал холеный кулачок. – Как ему прикажу, так и поступит. Если упрется рогом, то попрошу начальника РОВД майора Калача найти ему замену. У меня на Удода, любителя сивухи, гора компромата. Не волнуйся, Назар Остапович, пока я нахожусь в этом кресле, ничто и никто нас, как писал Костя Симонов, не вышибет из седла.
– Бажаю успиху, – промолвил бригадир и вышел из кабинета с тревожным предчувствием грядущих событий.
11. В предвкушении оргий