Праведный грех
Шрифт:
– Что пригорюнилась?– сказал он, войдя в ее комнату. – Нечего себя голодом морить. Мы с тобой заслужили знатный ужин. Накрывай на стол, будь настоящей хозяйкой дома, как тебе велела Анна.
Эта просьба отвлекла ее от сомнений. Она с завидной быстротой собрала на стол салат из овощей, поджарила соломкой картофель. Федор достал из холодильника бутылку портвейна. Сели за стол. Он налил себе полный стакан, а Светлане половину.
– Сегодня мы молодцы! – поднял отчим стакан. – Хорошо поработали, с аппетитом и удовольствием поедим, что бог послал. Верно, говорят, в здоровом теле – здоровый дух. А у тебя тело, как у богини. За тебя очаровательное создание. Он опрокинул и одним залпом выпил содержимое стакана. Ермакова пила медленно, ощущая сладковато-тягучий привкус вина. Впервые она попробовала вино на школьном вечере. Оно тогда слегка вскружило ей голову и сделало веселой и смелой.
Светлана удивилась тому, как Федор лихо, одним залпом, выпил вино. А ведь в присутствии матери пил нехотя, сдерживал себя и Анне это очень нравилось. Отец Степан, узнал от кого-то из собутыльников завещание Наполеона о том, что «если бутылка укупорена, то она должна быть выпита до дна». Поэтому не поднимался из-за стола, пока не убеждался, что все выпито до последней капли.
Девушка наблюдала, как отчим охотно уминал салат. Он и раньше не жаловался на отсутствие аппетита. Вино взбодрило ее, развеяло одолевавшие сомнения. Она усмехнулась своему намерению пойти на ночлег к подруге. Ей даже показалось странным уходить из родного дома в поисках убежища. Голова кружилась от выпитого вина, а услужливый отчим налил ей полный стакан.
«А будь, что будет»,– поддержала она тост за свое здоровье и выпила, втягивая в себя хмельную жидкость. Ей стало легко и просто.
– Дядь Федь,– прошептала она словно в беспамятстве.– Ты меня не обидишь? Правда?
– Не обижу,– ответил он, воочию представив ее обнаженную фигуру в бане. До момента, как она обнаружила его присутствие, успел всласть запечатлеть в памяти каждую черточку ее неискушенного тела.
Хмель разобрал, сморил Ермакову, что не ускользнуло от его цепкого взгляда. Федор поднялся из-за стола, взял ее на руки. Остановился, раздумывая куда нести: толи в ее комнату, толи в супружескую постель. Перед его взором опять возникло манящее своей молодостью и чистотой девичье тело и он, отбросив сомнения, решился. Бережно положил Светлану на широкое брачное ложе.
– Дядь Федь, пустите, не надо. У меня есть жених Андрей, он служит в армии, – напомнила она, но он зажал рот ладонью.
– Пусть служит, салага, мы ему не мешаем. Не бойся, деточка, все будет хорошо, испытаешь неземную сладость и радость,– шептал он.
На какой-то миг к ней возвратился трезвый рассудок. Она поняла, что находится в постели матери. Открыла глаза и увидела над собой отчима, его широкую заросшую курчавыми волосами грудь. Хотела выбраться из-под него и убежать, но он властно, словно впечатав, положил ее на спину. Нити волос рассыпались по подушке.
– Света, ты когда-нибудь с пацанами занималась сексом? – поинтересовался Федор, хотя и не сомневался в ее целомудрии.
– Нет, нет, как можно? – испуганно прошептала она. – Мамка меня предупредила, что это большой грех, до свадьбы нельзя…
– Это раньше, в древние и старые времена было нельзя, родители и попы запрещали, а теперь, если очень хочется, то можно. Глупо себе и другим отказывать в удовольствиях, – ласково поучал отчим. – Я догадывался, что ты еще девочка. Поэтому займемся твоей дефлорацией.
– А что это такое? – жгучий интерес проснулся в ней.
– В переводе означает «сорвать цветок», превратить девушку в женщину, – пояснил Федор. – Ты еще нетронутый, ароматный полевой цветок, нежный, свежий и сладкий, как нектар. Я очень люблю срывать первые цветы, превращать девочек в страстных, темпераментных женщин. Только не бойся. Рано или поздно, но это приятное событие происходит с каждой девушкой. И чем раньше, тем лучше, больше испытаешь наслаждений за жизнь. Ты же не хочешь остаться старой девой, неудовлетворенной и злой на весь мир из-за неудачной судьбы.
– Не хочу. Никто не хочет…
–Тогда, Светочка, будь хорошей, умной девочкой. Не бойся, не дрожи, ничего страшного, наоборот, тебе скоро станет очень сладко. Ложись удобнее, согни ножки в коленях …
Девушка, словно под гипнозом алкоголя, затуманившего ее сознание, последовала его совету, лишь на миг, осознав происходящее.
– Дядь Федь, что мы делаем? Отпустите меня,– отрешенно взмолилась она, не имея сил для сопротивления. – Какой ужас…
– Ничего страшного, девочка. Тебе жарко, тебе очень жарко,– повторял он, торопливо снимая с нее сарафан, под которым не было больше никаких препятствий к желанному телу. Светлана ощутила, как его тяжелая ладонь скользнула по ее груди, потом вниз к паху и бедрам.
– Вначале тебе будет немножко больно, – шептал он, подавляя ее сомнения. – А потом очень, очень сладко…
Она, охваченная проснувшейся страстью, затрепетала, как осенний листок. У нее в какой-то момент появилась мысль оттолкнуть его и убежать: «Зачем я осталась дома, лучше бы ушла к Асе». Но в следующее мгновение какая-то дурманящая сила, встревоженные гормоны, девичье любопытство заставили покориться судьбе.
«Ты же сама этого желаешь,– усыплял ее внутренний голос.– Так мамочке и надо, чтобы не забывала свою дочь». В ней пробуждалось чувство ревности, и она отдалась течению времени. Сладкая истома охватила девичье тело, до сего момента не ведавшее мужских прикосновений.
Федор почувствовал ее покорность и действовал умело, как искушенный любовник. Легко раздвинул ее сомкнутые колени, рукой убрал с лобка вздрагивающие руки, бережно прижался телом к ее шелковистой груди, чувствуя, как она невольно тянется к нему. Широкой ладонью охватил ее грудь, ощутив упругий сосок. «Она еще девственница, – по тому, как испуганно дрожала Светлана, безошибочно решил он.– Надо постараться не причинить ей боль, чтобы не вызвать рефлекс неприятия. Она должна почувствовать наслаждение и тогда никто и ничто не сможет вырвать ее из моих рук. Какой-нибудь недотепа мог своей животной, дикой грубостью все испортить».
Этими соображениями зрелого мужчины, давно познавшего тайны интимной жизни, Головин пытался сейчас оправдать свои действия: «Если не я, то все равно это неизбежно сделает кто-то другой. Почему я должен отказывать себе в праве первой ночи, в наслаждении, доставляя его и Светлане? Такого уникального шанса может не быть. Глупо не воспользоваться до возвращения Анны».
Федор не торопился. Он бережно ласкал каждую клеточку ее тела, впившись губами в кожу. Лизал мочки ушей и щекотал мягкими губами соски. Сознательно не погасил свет в спальной, чтобы видеть ее во всем очаровании, любоваться ее гибким, изнемогающим от желания телом, пылающими губами с жемчужинами зубов.