Правее на солнце, вдоль рядов кукурузы
Шрифт:
В Тынде мы с братом изучили Музей истории БАМа. Я сразу обратила внимание на фотографию, которая облетела весь мир – на ней множество людей, рабочих-мостостроителй и туннелестроителей, путеукладчиков, комсомольских лидеров и просто жителей бамовских поселков обнимаются, целуются, подкидывают шапки вверх, захлебываются от собственной эйфории. Это фото сделано после стыковки «золотого звена» на станции Куанда Большого БАМа, Северобайкальского региона магистрали. До Тынды 789 километров. На стыковке сошлись две бригады – А. Бондаря и И. Варшавского, они шли навстречу другу, прокладывая рельсы и шпалы сквозь тайгу. Это было 01.10.1984 года. «Где они сейчас, Бондарь и Варшавский? Вот бы встретить их, спросить, что они испытывали в тот момент? Как сложилась их жизнь
Затем брат утянул меня в зал, посвященный БАМлагу. В музее мы узнали, что идею строить БАМ с использованием труда заключенных подал Сталину Нафталий Аронович Френкель. Это был украинский еврей, работящий и умный, он был осужден в свое время, сослан на Соловки, потом работал на Беломорканале. Именно работа на Беломорканале способствовала тому, что Френкель укрепился в идее построить БАМ в тайге, в невыносимых условиях зимних холодов и летнего гнуса с помощью заключенных. Сталин подписал приказ о строительстве БАМа в 1932 году. Планировалось закончить стройку через три года. Штаб БАМлага располагался в г. Свободный. Руководил БАМлагом Френкель, в течение 14 лет. Френкель дослужился до генерал-лейтенанта инженерно-технической службы. Был одним из руководителей ГУЛАГа. Строительство БАМлага подчинялось ОГПУ, Москве, очень жестко контролировалось. Лаврентий Берия был постоянно недоволен. Построили лагерь для заключенных, в нем жили 1700 человек. Строили дорогу ударными темпами, никто никого не жалел. Люди постоянно умирали от голода, холода, переработок. Заключенные не только строили железную дорогу, но и добывали уран, «вкалывали» на штольнях. Но им, между прочим, даже грамоты выдавали от начальства БАМлага, я, к примеру, видела Грамоту «Лучшему ударнику БАМа», выданную в 1934 году. Первый поезд по свежей, вновь построенной дороге пришел в поселок Тындинский в 1937 году.
Это была первая страница строительства БАМа, не очень, конечно, веселая и праздничная. Можно назвать ее предысторией, ведь в войну железные пути разобрали на нужды фронта и БАМ так и не заработал. Или окрестим это генеральной репетицией строительства магистрали века. Все равно стоит признать, что Сибирь, Якутия – это место лагерей, заключенные возводили не только БАМ, отдавая ему свои несчастные жизни, но и Колымскую трассу, Амуро-Якутскую автомобильную магистраль. Если ехать по Якутии не на поезде, а на машине, то повсюду встречаются останки страшных советских лагерей – черные заборы, черные бараки, черные котельные, в которых сжигали трупы…
В других залах богатого музея мы узнали, что строительство БАМа восстановили только в 70-х годах ХХ века. Активное строительство БАМа началось 8 июля 1974 года после принятия Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР о строительстве железнодорожной магистрали. БАМ был объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. Сюда приезжали по комсомольским путевкам отчаянные сердца, храбрые души. Это был расцвет социализма и вера в социалистическую экономику, поэтому БАМ должен был быть возведен в рекордные сроки – такие условия поставили партия и комсомол. В музее были отражены вехи строительства Большого БАМа: первое звено в Тынде-Чаре, серебряное звено в Хорогочи, золотое звено в Куанде, строительство тоннелей. Первый рабочий поезд пришел в п. Тындинский 8 мая 1975 г., рельсы были уложены к 30-летию Победы. Мне было приятно вспомнить громкие имена БАМа – Мохортов, Гвоздевский, Варшавский… Это была, по-моему, вторая страница строительства БАМа, в которой я приняла небольшое посильное участие – писала репортажи в газету БАМ. Я, впрочем, приняла участие и в третьем этапе возведения БАМа, теперь это уже называлось Малый БАМ. «О Малом БАМе прочтем в Нерюнгри», – заявил брат, потому что нам нужно было выделить время для прогулок по городу, вечером наш поезд уже должен был направляться дальше по магистрали века.
Мы прошлись по центральной улице Тынды Красная Пресня. И добрались до замечательного памятника БАМу, отличного примера советского модернизма, которого почти не было в СССР, но здесь он проявился – огромный серебристый человек-молотобоец, не совсем пропорциональный, с молотом, поднятым вверх стоял посередине улицы. В чем суть? В том, что исполин, монумент воспевает прежде всего человека труда, поднимает его до небес. Это правильно! Все равно главный на БАМе – человек труда, комсомольцы и коммунисты были идеологической подпиткой стройки, «надстройкой». Не умаляю их значение, они сделали немало, но дорогу возвели бесстрашные молотобойцы. Мы пообедали и вернулись на железнодорожный вокзал, но в пустом вагоне как-то не сиделось. Я предложила невестке проехаться на обычном автобусе от одной конечной остановки – до другой. В глубине души мне хотелось увидеть дом Шульцев, хотя бы издалека.
Мы сели с Зинаидой в автобус №5 и поехали колесить по городу. «Экскурсия» длилась один час и, надо отметить, получилась хорошей. Я увидела, как разросся город, раскинулся по сопкам, вдоль реки. Правда, не чувствовалось руки главного архитектора города, квартал был не похож на квартал, все выглядело так, как будто районы различных построек наслаивались друг на друга хаотично, без всякой логики. Еще сохранились вагончики, бараки – жилье первостроителей. Но вдалеке, на сопках мы узрели очень нарядный комплекс домов с одинаковыми крышами терракотового цвета. Мы с Зинаидой решили, что это, пожалуй, лучший район, по крайней мере, внешне. И тут в разговор вмешался шофер автобуса, который невольно стал свидетелем нашей беседы.
– Строительства этого квартала добился Марк Борисович Шульц, наш бывший мэр, – уважительно отозвался шофер. – Люди устали жить в бараках. БАМ давным-давно построили, сколько можно «надеяться и ждать»?! Шульц добился встречи с А. Медведевым и в открытую заявил ему, что нужно срочно возводить новые благоустроенные дома для бамовцев, иначе они умрут, так и не узнав, что такое комфортное жилье, теплый санузел и др. Медведев выделил деньги на благоустроенный жилой комплекс для бамовцев. Если бы не Шульц, люди бы так и жили во временном жилье, которое было для них, по сути, постоянным. Мэра у нас любили и до сих пор помнят.
– А Ирико Олеговна она, наверное, после смерти супруга вернулась в Москву? – задала я вопрос, даже не надеясь на ответ.
– Нет, она по-прежнему живет в их частном доме и по-прежнему работает директором музыкальной школы, – ответил шофер. – Ей около 80 лет, но она жизнерадостна и адекватна.
И тут же я пожалела, что не узнала об этом заранее, мы могли бы с ней встретиться. Но жалеть было поздно, наш поезд вечером уже уходил на Нерюнгри. Я не выдержала и снова спросила: может быть, водитель знает, где жил мэр, может, мы увидим его дом?
– Так вон его дом, в районе ДРСУ, за рекой, – невозмутимо ответил шофер.
И я сразу же все вспомнила: район ДРСУ, мост через реку, длинные переезды, поселок Тындинский, который еще не привык к статусу города, заполненный веселыми строителями рейсовый автобус – и я еду на нем до своей редакции. Редакция газеты «БАМ» располагалась в тесном неаккуратном вагончике, печатали на старых массивных машинках, повсюду стояли чашки с недопитым кофе. Далекая юность…Да, не успевалось заехать в район ДРСУ, но хоть вспомнилось, реконструировалось в памяти. И на том спасибо.
Ночью, когда все спали в вагоне, я сфотографировала Гилюйский мост. Еле успела, чуть не проспала. Успела увидеть в темном квадрате окна обрывок слова «…люй». Спросила у проводницы, и она подтвердила, что это был Гилюйский мост. «Гилюй» переводится с эвенкийского как «сильный», «смелый». «Люй, люй, люй» – постукивали колеса поезда, я уснула под эту сладкую песню. Но брат растолкал меня и заявил, что надо смотреть в окно и встречать все станции, которые буду попадаться по пути. И каждую станцию надо приветствовать негромким радостным возгласом или ударами стаканов с чаем друг о друга – ведь для этого мы и отправились в железнодорожное путешествие.