Правила боя
Шрифт:
Поднялся поджарый мужчина в камуфляжке, с каким-то значком на груди.
– Капитан Бахтин, спецподразделение «Гамма».
– Почему ушел? – удивился я.
– Ушли, – поправил меня капитан. – Неоправданная жестокость…
– Добро, – сказал я и встал. – Меня зовут Костюков Алексей Михайлович, боевое прозвище Кастет, мастер спорта по боксу, про Афган я уже говорил. Еще раз повторю, мы должны быть в постоянной боевой готовности, когда и куда придется ехать не знаю. Может быть, сегодня, может быть, через неделю, но без работы не останемся.
Я собирался уже распустить бойцов, но дверь малой гостиной открылась, и в проеме возникла сверкающая лысина Петра Петровича Сергачева.
– Вы не очень заняты, Алексей Михайлович? – спросил он.
Вид у Петра Петровича был измученный, не похоже, что он уезжал отдыхать, как сказал Кирею гамбургский консьерж.
– Прости, Леша, две ночи не спал, мотаюсь по европам. Организуй кофе, я пока отдышусь.
Я вышел искать обслугу, отдал распоряжения, а когда вернулся, застал Сергачева с сигаретой в руках.
– Петр Петрович, вы курить начали?
– Лешенька, я начал курить, когда тебя еще на свете не было. А сейчас я так, не курю, балуюсь. Когда курил – три пачки в день уходило…
Незаметно появился сервировочный столик с кофейником. Сергачев неспешно выпил чашечку кофе, выкурил сигарету и только после этого расслабленно откинулся на спинку дивана.
– Теперь поговорим. Пункт первый нашей обширнейшей программы – покушение. Извозчик, который на тебя напал с тремя пацанами, – люди случайные, ни с какими спецслужбами или группировками не связанные. Промысел, наверное, у них такой был – богатеньких, одиноких пассажиров отвозить в лесок и там мочить, грабить и вообще обходиться с ними крайне негостеприимно. Но есть одно «но». Сделано это было топорно, в лесок не отвезли, едва с дороги съехали – и сразу за дело, ментов-то по сотовому вызвал кто-то проезжающий, так что их в любом случае задержали бы. И есть второе «но» – почему выбрали именно тебя. Ты таможню прошел одним из первых, основная масса пассажиров еще позади, а у тебя в руках только портфельчик, явно не деньгами набитый. Какой интерес тебя грабить и убивать, а они шли явно на убийство – удавка, пистолет на прогулку с такими вещами не ходят. Что у тебя взять? Бумажник, где и денег-то может не быть. Кредитки, которыми еще надо как-то воспользоваться… И еще такой нюанс: не секрет, что практически все люди, занимающиеся подобным бизнесом, давно милиции известны, и фотографии их есть, и отпечатки пальцев. Взять их – дело техники. Почему не берут, или берут, но не у всех – это уже второй вопрос. А твоих налетчиков ни в каких списках-перечнях нет, и отпечатков их нет нигде. В общем, дело это темное, ребятам своим я поручил, разбираются. Пункт второй – задержание. Арестовали тебя по чисто милицейской дурости. Труп есть, покалеченные есть, а вот и злодей стоит, руки по локоть в крови, – отчего ж не задержать. Следствие, суд, – дело десятое, а у них птичка в отчете уже стоит – убивец пойман! Так что этой темой можно не заморачиваться. Зато пункт третий – покушение номер два, это вот самое страшное. Опять никто с этим вертолетным налетом не связан. Ты понимаешь – никто! Но вооруженный боевой вертолет летает в черте города, ведет пулеметный огонь, осуществляет запуск боевой ракеты класса «воздух-земля», и не где-нибудь, а в центре города. «Кресты» – это же центр города! Литейный мост – вот он, до Петропавловки, Зимнего дворца, Стрелки рукой подать. И никто не знает, чей это вертолет, откуда он прилетел, куда делся, никто – ни армия, ни флот, ни спецслужбы. Никто этого не знает. То, что знать не хотят, это второй вопрос, не очень с них и спрашивают, жертв нет – уже хорошо, и на том спасибо. Но ты, Леша, пойми одно – даже сейчас, в этом бардаке, есть службы, которые работают, по-настоящему работают, сутками землю роют. Не скажу, что они всегда работают на государство, но все равно информация собирается, накапливается, сегодня она в одних руках, завтра может быть в других. Так вот, эти службы, состоящие из настоящих, больших специалистов, оснащенные лучше, чем Пентагон и ЦРУ вместе взятые, эти службы ничего об этом вертолете не знают! Ты можешь себе это представить? Я не могу! А это – так…
Петр Петрович сделал паузу, налил остывшего кофе, закурил очередную сигарету…
– Остальное – пустяки. То, что тебя на вора короновали и общак тебе оставили, это я знаю. То, что теракт китайцы совершили, так это я тебе еще по телефону из Лиона говорил.
– Как из Лиона? Вы же из Гамбурга звонили?
– Из Лиона, Лешенька. Я к другу в гости ездил, он там в штаб-квартире Интерпола работает.
– Не генеральным секретарем? – пошутил я.
– Нет, заместителем, по Восточной Европе, – вполне серьезно ответил Сергачев. – Закажи еще кофе, Леша…
За такими грустными разговорами прошел весь вчерашний день. А утром к завтраку вышел Кирей и сообщил, что ночью умер Дядя Федя, и глаза при этом у Кирея подозрительно блестели.
Он вяло посидел с нами за столом, не допил кофе, сказал мне:
– После перетрем. – И ушел.
Потом охранники отнесли на его половину два ящика водки, немеряно пива и картонную коробку с тушенкой.
– В разнос бы не пошел, – озабоченно сказал Петр Петрович. – Когда мы с ним познакомились, Кирей неделями пил, причем по-черному, один, закроется в комнате и пьет. Выходит как покойник, весь синий, щетина черная, с сединой, глаза тусклые – смотреть страшно. Его же Дядя Федя на вора короновал в свое время, вроде крестник его получается…
Весь день так и прошел квело. Сергачев сидел на веранде со стаканом сока и двумя телефонами – сотовым и простым. Пил сок, курил и разговаривал по телефонам.
Из киреевской половины время от времени доносились звуки гитары и невнятное пение, потом охранники привезли трех девиц. Одна, самая раскрашенная, осталась у Кирея, другая потерялась где-то в лабиринтах дома и досталась то ли моим солдатикам, то ли охране, а третью я нашел голой и пьяной в моей спальне. Она спала, обхватив руками подушку, и сразу напомнила мне Светлану.
Я подобрал с пола одеяло и ушел спать в гостиную.
В утренних новостях показали замечательную сюрреалистическую картинку – полковник Исаев, висящий в арке Главного Штаба. Судя по тому, что веревка была накинута ему на шею, полковник был мертв.
Почему-то не было чувства брезгливости или неприязни, которое непременно возникает у живого человека при виде человека мертвого. Было любопытство, как он ухитрился это сделать, почему именно здесь, а не где-нибудь в другом месте, например, на шпиле Петропавловской крепости, оставил ли он записку, и всякая другая лабуда, которой, в общем-то, у нормального человека быть не должно. Я к тому же получил настоящее удовольствие от зрелища полковничьего тела, медленно раскачивающегося в ранних, предрассветных лучах солнца. Полковник был в парадном мундире, со множеством наград, и я представил себе, как они мелодично звенят при порывах ветра.
Сергачев, похоже, испытывал такие же чувства к усопшему, потому что он с видимым удовольствием смотрел репортаж, а однажды даже надел очки и подсел ближе к экрану, после чего заметил:
– У него шнурок развязан на левом ботинке. Непорядочек!..
В общем все было хорошо. До поры до времени, точнее до тех пор, пока не открылась дверь гостиной и на пороге не появилась Наташка.
– Здрасьте, – сказала она, – вот и я.
– Наташка! – закричал я радостно.
– Ты чего здесь делаешь? – спросил Сергачев.
– А у меня каникулы, – ответила Наташка. – До августа.
– Я проверю, – пригрозил Сергачев.
– Легко! – ответила Наташка и задрала нос.
После этого мы вдвоем долго сидели в гостиной и разговаривали. Вернее, говорила Наташка, а я слушал, смотрел и восхищался. Передо мной сидела молодая расцветшая красотой женщина, не девочка-подросток, а юная леди, ухоженное, в меру накрашенное, существо с блестящими от счастья глазами.
Она неотрывно смотрела на меня. Я видел, как расширяются и сужаются ее зрачки, и я отражаюсь в них и, наверное, в ее мыслях. А она держит мою руку в своих ладонях, но моя рука не умещается там, и ей приходится разводить пальцы, чтобы обхватить ее, и во всем этом есть что-то сексуальное, то, что не возбуждает плоть, а вызывает неясное чувство счастья, и легкости, и нежности, и желание, чтобы это продолжалось долго-долго, всегда…
– А еще там есть девчонка одна, принцесса из Дании, а может, из Швеции, не помню. Она все дружить со мной хочет, а я не хочу… Она спросила – а у тебя мальчики были? А я ей ответила – ха! Уж не знаю, чего она подумала, но два дня со мной не разговаривала. А если бы я ей правду сказала, представляешь? Пойдем погуляем, а? Погода классная…
– Мне нельзя на двор выходить, – ответил я.
– Почему? Ты что, больной какой-то?
– Типа, да.
– Пойдем на полчасика, я устала уже в комнате сидеть, мы в садике погуляем, и все. Никто ж не узнает, я тебя прошу, – она поцеловала меня в щеку, легонько так коснулась губами и сразу отдернула голову, и нагнулась, просительно глядя на меня снизу вверх.