Правила боя
Шрифт:
– Бог с ним, с Жирафским. Скажите, а что это за покушение было на нашего Голову? Вы его берегите, он нам нужен, вся работа впереди.
– История с покушением пока не ясна, работаем. Признаться, для меня это полная неожиданность.
– Господа, господа, у нас одна тема для обсуждения, а мы к ней еще не обращались.
– У вас сегодня опять гольф?
– Не угадали – бридж.
– Не знал, что вы играете в бридж.
– Что поделаешь, приехали два полковника из Моссада, нужно составить им компанию.
– Господин В., прошу ваше сообщение.
– С вашего позволения, я начну издалека. В середине семидесятых годов наша контора разрабатывала одного диссидента, ученого, не помню уже, то ли геолога, то ли нефтехимика, не суть важно. Кириллов была фамилия этого ученого, он умер потом в спецлечебнице. Среди обычной диссидентской болтовни мое внимание тогда привлекла одна фраза «Вы колосс на глиняных ногах». Фраза-то обычная, что-то подобное говорил каждый из них, а вот сказана она была необычно, спокойным таким, уверенным голосом ученого. Я спросил у Кириллова, что он имеет в виду, и он рассказал, что в результате сделанного им открытия обнаружилось, – колоссальные запасы нефти в Сибири и на севере России – это миф. Те гигантские полости в Земле, не помню, как они называются, кажется каверны, которые геологи приняли за грандиозные месторождения нефти, на самом деле заполнены водой.
– Но мы который год качаем оттуда нефть!
– Правильно, потому что вода покрыта тонким слоем нефти. Тонким, конечно, в геологических масштабах, на самом деле это пласты многокилометровой толщины, но они уже истощаются. Объяснять, почему нефть плавает на поверхности воды, думаю, не надо?
– Не надо. И что вы предприняли?
– Кириллову был поставлен диагноз «шизофрения с бредом преследования», он был помещен на излечение в одно из спецучреждений. Далее, признаюсь, я совершил должностное преступление, то есть изъял и сокрыл от вышестоящих товарищей результаты открытия Кириллова и буквально до последнего времени они находились… Ну, скажем так, в надежном месте. Не так давно я под благовидным предлогом попросил доверенных людей провести пробное бурение в регионах, указанных Кирилловым. Сегодня я получил окончательные результаты. Сомнений быть не может, Кириллов прав. Нефти у нас нет!
– Черт побери! Вы знаете, что начнется на фондовых биржах?
– Догадываемся.
– Аналитики проработают детали, но, в принципе, программа действий такова. Срочно национализировать все нефтяные монополии, выплатив основным акционерам максимально возможные суммы. Это может быть валюта или акции в наиболее стабильных государственных компаниях, унитарных, или с преобладанием госкапитала. Так что финансовых потерь мы не понесем. Хуже другое. Вы представляете, какие дивиденты, и политические, и экономические, это принесет странам ОПЕК. Поэтому нужен срочный сокрушающий удар по странам арабского мира!
– Все, господа, на сегодня все. Разойдемся, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию.
Впервые не прозвучала фраза «можно оправиться и закурить», впервые члены «Большой Пятерки» расходились в молчании. Предстоял Большой передел мира.
Кирей в который раз ощутил, как ему недостает Сергачева. Зловредный старичок, конечно, и сильно себе на уме, но организатор – дай бог каждому.
Вот и сейчас Кирей сидит в кабинете со своим заместителем, Володей Седым, и вдвоем они кумекают, кого из урок можно подписать на поездку в Америку, потому как все к этому идет, однозначно.
Почему Кирей про Америку подумал, он и сам объяснить бы не смог. Сергачев намекал на заграницу, а в мозгу оно и совместилось – заграница, значит, Америка. Да оно, по сути, и не важно, главное, что не в родных пенатах, где в каждом, самом захудалом городишке обязательно найдутся знакомые пацаны, которые подскажут, помогут и укроют, если уж дело так повернется.
Володя Седой, по природе живой, подвижный, с трудом находящий себе место, маялся теперь в кресле, все время порываясь встать и начать что-нибудь делать – бегать по комнате (ходить он просто не умел), звонить по телефону, найти хоть какое-то применение своим рукам и ногам, а приходилось сидеть в кресле, потому что напротив расположился Кирей, и шевелить только мозгами и языком.
Он вслух вспоминал всех пацанов, с которыми вместе замутил не одну байду, ходил на стрелки и разборки, пускал кровь хачикам, и, вообще, в которых был уверен на все сто. Получалось интересно – знал он многих, а отобрать для дальней и опасной поездки было, считай, некого. У одного – семья и дите малое только народилось, отрывать мужа-кормильца вроде и не след. У другого – бизнес крутой закрутился, нормальный бизнес, чистый, но за ним глаз да глаз нужен, мужик который месяц на природу выехать не может, чтобы конкретно оттянуться с корешами, а тут – Америка, далеко, и неизвестно еще, чем кончится… Третий – полжизни на нарах провел, весь в болячках теперь, ему не в Америку ехать, а в хороший санаторий, чтобы врачихи да сестрички над ним сиськами трясли и ублажали всячески больное тело заслуженного урки…
Так и набрал с трудом Володя Седой пятерых верных урок, кто и телом крепкий, и надежный, и семьей не обременен, в общем, по всем статьям подходит, а Кирей говорил – пятнадцать, потому что Кастет пятнадцать вояк отобрал, и должен быть паритет, так Кирей сказал, а Володя таких слов в свою речь не допускал, чтобы родной блатной язык не засорять.
– Придется к Есаулу на поклон идти, – неохотно сказал Кирей, – пусть еще пятерых даст. Напиши ему маляву в «Кресты», чтобы людей дал, пятерых, больше не надо… На меня не ссылайся, пиши так: Леха Кастет, мол, челом бьет, для важного дела просит тебя, Гена… Ты пиши, пиши, не слушай раскрыв рот, я повторять не буду, один раз и то тошно говорить… Просит тебя, Гена, выделить пять надежных людей, потому что я, Кастет, беру для этого дела людей поровну от тебя и от Кирея. И добавь там еще чего-нибудь, чтобы подлиннее получилось. Длинная малява вроде как уважения добавляет. Перепишешь набело, мне принеси показать, а то я тебя знаю: со словами не дружишь, можешь такое написать, потом Сергачеву полгода расхлебывать.
И снова вздохнул Кирей – скорее бы Сергачев приехал, что ли, его это дело – интриги плести…
Ближе к вечеру начала собираться братва.
Малява, завернутая в зеленую бумажку с портретом Франклина, была доставлена Есаулу через час после ее написания.
Гена был доволен, получив длинную и обстоятельную маляву, написанную от имени Кастета. Сам он ее писал или нет – неизвестно, но подпись была точно его. Так крепко и размашисто мог расписаться только такой человек, как Кастет, которого Есаул уважал за чисто блатной кураж и за то, что он тогда в катране одним ударом убил сявку, с больной головой кинувшегося на Кастета. И за смертельный удар уважал, и за то, что не побоялся этот удар нанести, хотя был один против шестерых и пришел, как честный урка, без ствола, доверив свою жизнь ему, Гене Есаулу…
Гена по сотовому вызвонил нужных людей, и те потихоньку начали подтягиваться в киреевский особняк на Каменном острове.
В ожидании, пока все соберутся, Кирей прошелся по дому, заглянул в малую гостиную, где толковал с вояками Кастет, не стал им мешать, вернулся обратно в кабинет, включил телевизор. В новостях не прозвучало ничего, что касалось бы Головы, или его, Кирея, интересов в городе и в России, и он хотел было уже переключить на другой канал, но один сюжет его заинтересовал – показывали последнюю предстартовую подготовку американских космонавтов, вместе с которыми собирался лететь космический турист из России Борис Береговский.