Правила боя
Шрифт:
Через минуту он побагровел и закричал:
– Какой сухогруз? И из-за этого вы меня будите посреди ночи? Есть же люди, которые… Что значит – нет людей? Вы думаете, что говорите? А где «капитан»? А этот ваш уголовник, Кастет? Хорошо, пусть не уголовник, где он? То есть, все-таки есть шанс, что ситуация… Ладно, хорошо, звоните мне каждый час. Да, пока на трубку. Я понимаю, что сейчас ночь, но в Америке-то день, черт бы его побрал! Пока будем жить по американскому времени…
Председатель отключил трубку и положил ее на столик, рядом с очками в широкой оправе из панциря черепахи и именными часами в корпусе самородного золота. Убедившись, что все лежит надежно и не упадет даже от сильного
Засыпать все равно было нельзя, через час должен позвонить дежурный…
Братва потихоньку перетекла в пустой подвал, наскоро огляделась и, поскольку смотреть было не на что – вокруг ровная каменная кладка, нет ни окороков, ни колбас, честные урки обратили взоры ко мне.
Я понимал, что пора бы начаться настоящему делу, иначе кураж у братвы перегорит и при первой же стычке они или разбегутся, или полягут за несколько минут, бездарно и впустую. Но я помнил также и о трех бойцах бывшей пятерки Сажина, которые, я надеюсь, еще воевали у входа в крепость, поэтому поднял руку, призывая к тишине, и спросил у маркиза:
– Куда мы сейчас выйдем?
– В подвал, где хранится вино, – исправно перевел Шахов.
– Это я понимаю, но в каком именно месте находится вход?
Маркиз объяснял долго и, видимо, путано, потому что Шахов достал блокнот и авторучку. Я подошел ближе. Маркиз коряво, но доступно изобразил план подвала со стеллажами, где хранятся бутылки с вином, стульями и столами для дегустации вышеозначенного и стоящее в углу устройство, нечто вроде кухонной плиты, где подогревалась горячая закуска все к тому же вину.
– Здесь, – сказал маркиз и ткнул концом авторучки в дальний, за стеллажами, угол подвала.
– Хорошо, – кивнул я. – Седой, Терек – со мной… Свет здесь потушите. Чтобы наверх не светил, вдруг там темно.
Мы поднялись по лестнице и изготовились повторить тот же маневр – метнуться наверх, туда, где затаились коварные террористы и их несчастные заложники, упасть ничком на пол и оглядеться. Может быть, сразу придется вступить в бой с превосходящими силами врага. Мне уже виделось льющееся из разбитых бутылок вино, я уже слышал автоматные очереди…
Но лежать в лужах крепкого выдержанного вина нам не довелось. Когда люк открылся, над нашими головами была пустая спокойная темнота. Я придержал Седого с Тереком, вылез наружу, прижался к стене и прислушался. В подвале кто-то был, – помимо звуков, исходящих из распахнутого люка, слабо различалось чье-то дыхание, спокойное, тихое дыхание спящего или отдыхающего человека.
Я закрыл глаза, это было глупо в полной темноте, но помогало сосредоточиться, и представил себе нарисованный маркизом план. Если идти вдоль стены, у которой я сейчас стоял, то через три-четыре шага будет угол, у следующей стены стоят деревянные лавки, именно там может лежать или сидеть тот спокойный человек, что находился сейчас вместе со мной в подвале. А если идти в другую сторону, то придется миновать открытый люк, потом очень долго ничего не будет, затем – плита, о которую можно обжечься, значит, надо быть осторожней, и опять короткая, без мебели, стена до самой лестницы, у которой должен быть выключатель.
Я без проблем добрался до угла, в котором стояла плита для разогрева закуски. Плита была холодной и на ощупь отличалась от кухонных плит моего детства – вместо чугунной крышки с отверстиями для конфорок была гладкая и явно не металлическая поверхность, холодная, но маслянистая на ощупь. Значит, на этой плите что-то готовили, и не так давно, потому что негритянская прислуга должна периодически наводить порядок в кухонном хозяйстве. Хотя, может быть, у меня извращенное представление о негритянском трудолюбии, и с момента поселения мистера Рингкуотера в санаторий «Вольный ветер» они и не думали наводить порядок во вверенном им хозяйстве.
Так размышляя, я потихоньку добрался до лестницы. Перед тем, как нащупать выключатель, я погладил ее гладкие надежные ступени и почувствовал пальцами песчинки и комки земли, какие остаются от обуви человека, только что пришедшего с улицы или иного открытого пространства.
В положенном месте нашелся выключатель, я вытащил из-за пояса пистолет, осторожно, без щелчка, снял его с предохранителя, потом закрыл глаза, нажал кнопку выключателя и присел на корточки.
Свет вспыхнул, генератор загудел, я открыл глаза и приготовился падать на пол или стрелять, а может быть, делать то и другое одновременно. Однако ни того, ни другого делать не пришлось. На стоящей у стены лавке лежал аккуратно связанный веревками негр с кляпом во рту. Особой опасности он не представлял, поэтому я огляделся. Больше в подвале не было никого. Мебель и стеллажи расставлял грамотный в военном отношении человек, все пространство хорошо просматривалось и простреливалось, спрятаться было решительно негде.
– Седой, Терек, Шахов, вылезайте потихоньку!
За ними потянулась незваная пока братва, сразу проявившая интерес к стеллажам с бутылками.
– Не ваш человек, маркиз? – спросил я, указывая на связанного афроамериканца.
Маркиз присел перед ним на корточки, долго всматривался в черное лицо и сказал со вздохом:
– Нет, это не есть мой servant!
– Слуга, – объяснил Шахов, поймав мой недоуменный взгляд.
Я поднял негра за плечи и усадил, оперев о стену спиной. Он тяжело поднял веки, огляделся и, судя по всему, хотел закричать, но ему мешал кляп. Поэтому раздалось мычание нездоровой коровы, негр замотал головой и стал энергично вращать глазами. Клянусь, так вращать глазами умеют только негры, у белого человека, особенно российского, подобные движения глазами просто не предусмотрены анатомией. Я показал негру пистолет и демонстративно передернул затвор. Глаза негра остановились, он побледнел, хотя я бы не сказал, что стал белым, как полотно. Затем негр завалился на бок и закатил зрачки.
– Сознание потерял, – сообщил мне Шахов.
Я кивнул.
Не тот нынче негр пошел, далеко не тот, подумал я, хотя опыта общения с чернокожими старой закваски у меня не было.
Рядом с плитой оказался рукомойник, и маркиз устремился к нему, чтобы смочить водой свой белоснежный платочек.
Братва кучковалась возле стеллажей, кто-то сказал громко и отчетливо, чтобы слышали все, а особенно я, Седой и Паша:
– Да ну их на хрен, этих заложников, может, и нету их в этой долбаной крепости! Давайте я за колбаской сгоняю, посидим, оттянемся по-людски!..
И, громко цыкнув, выпустил на пол длинную струйку слюны.
Я остановил Седого, дернувшегося навести порядок в блатных рядах, и взял у подоспевшего маркиза мокрый платок.
Ощутив капающую ему на лоб влагу, негр вернул зрачки в нормальное положение, скосил глаза на пистолет, но больше падать в обморок не стал, может быть, потому, что падать было некуда, он и так лежал на боку.
Я приставил пистолет к губам, негр энергично закивал головой, и я решил, что можно вытащить кляп. Действительно, пленник кричать не стал, но стал ворочаться, пытаясь сесть, пришлось помочь ему и в этом.