Правила Золушки

Кауффман Донна

– У меня только одна сестра. И ты прав, она моложе меня.

– О, младшая сестра. Можешь больше ничего не говорить.

– Вы так авторитетно это заявляете, мистер Единственный Ребенок.

– Я заявляю это как человек, который в своей жизни встречался и со старшими и с младшими сестрами.

Дарби повела бровью. Естественной, не накрашенной, не выщипанной – уж он-то знал в этом толк. Но ее брови были самыми сексуальными из тех, что он видел.

– Которые жили вместе? – спросила она.

– Конечно нет, – парировал Шейн. – Они жили

в разных местах.

Девушка закатила глаза, но он заметил предательское подергивание ее губ.

– Так во что тебя втянула младшая сестра? Она не сразу ответила. Помолчала, выдохнула и проговорила:

– Я должна играть роль личного шофера, спутницы и любвеобильной хозяйки для шведского финансиста. У него какая-то сделка с моим отцом, и я должна себя вести как пай-девочка.

Бтаза Шейна расширились от удивления.

– Звучит, как...

– Как будто с тебя заживо снимают кожу маленькими кусочками.

– Так плохо?

Она едва заметно улыбнулась.

– У всех есть свой ад.

– Так зачем самой в него нити?

– Моей сестре нужно вернуть доступ к трастовому фонду, а она сейчас за границей. Я ее выручаю. – Она подняла руки и опустила их на колени. – Мне не следовало на это соглашаться. Я слишком часто это делала раньше. Но я не могу сказать ей «нет».

Шейн ухмыльнулся.

– Вот, значит, в чем дело.

Дарби посмотрела на него, будто говоря «сам напросился».

Машина притормозила и поехала по длинной полукруглой аллее.

– Похоже, приехали. – Он посмотрел в окно на старинный викторианский особняк, который Авроpa получила после смерти мужа. Шейн раньше думал, что, когда у них наладятся дела, они переедут в более современный дом. Огромный и сверкающий. Но сейчас, глядя на разукрашенные, сияющие белым ставни, башенки и балюстрады, на парадный вход, скрытый кустами азалий, на безукоризненные газоны, на старые дубы, заросли орешника... Он понял, что именно это и есть корпорация «Хрустальная туфелька». И что это подходило его крестной намного лучше, чем стекло и хромированная сталь, из которых сейчас строили дома.

Неожиданное чувство захлестнуло Шейна, удивив его. Он вдруг немедленно захотел увидеть крестных, обнять их, выслушать отповедь по поводу его долгого отсутствия. Быть одурманенным ароматом их духов и безупречными фигурами – по крайней мере, это касается Вивьен – и почувствовать их гостеприимство. Шейн и не думал, что это для него так важно. Но так оно и было, ибо это был его единственный дом на свете.

Дарби шевельнулась, и он снова обратился к ней.

– Тебе не обязательно ехать в «Хрустальную туфельку», – сказал Шейн. – Уверен, ты поразишь этого шведа своей красотой.

Черт, да он же в ногах у нее будет валяться.

– Спасибо за поддержку, хоть и запоздалую. – Она выглянула в окно. – Ты прав, я могу прямо сейчас отсюда уехать. Но что-то мне подсказывает, что этого делать не стоит. Я стала слишком далека от этого мира.

– И?

Дарби повернулась к нему.

– Понимаешь,

во мне нет ничего такого, что заставляло бы меня думать, какой дизайнер в моде этой осенью, какой декоратор самый популярный, почему мне понадобится устроитель вечеринок для ужина на шесть персон. На самом деле мне чихать на новый клубный комитет Баффи, на успехи Теда в гольфе и особенно на тот факт, что я неправильно живу, так как мой оттенок волос не соответствует модному на этой неделе. Это же сумасшедший мир для Барби. – Она покачала головой. – Это не про меня.

Шейн тихо засмеялся.

– У меня были времена и потяжелее, когда я пытался искренне общаться с теми людьми, которых интересовали только мои вклады.

– А у тебя есть вклады?

– Тебя это удивляет? – Он усмехнулся. – Спасибо на том. На самом деле последнее, во что я вкладывал деньги, были новые сети для ныряльщиков за жемчугом на острове Пуло. Если учесть, что одним из них был я сам, это нельзя расценивать как жест альтруизма.

– Ты знаешь толк в альтруизме? Шейн пожал плечами.

– Я знаю толк в том, как получить удовольствие от жизни. И если людям вокруг меня тоже хорошо, тем лучше. Я никогда не считал личное счастье следствием большого заработка.

Она криво улыбнулась.

– Значит, ты нечастый гость здесь, в Вашингтоне? Шейн засмеялся.

– Приезжаю сюда, когда отвертеться уже никак нельзя. – Он скрестил руки и тихонько вздохнул. – Сейчас как раз такой случай.

– Я вижу. Вот я могла бы избежать своей участи.

– Тебе что-то перепадет с этого всего? Дарби отрицательно покачала головой.

– Все ради сестры. Она много для меня значит, Я у нее вроде матери, хотя это и плохо у меня получается. Но больше у нее никого нет.

– Ваш отец...

– Бесчувственный ублюдок. – Она передернула плечами. – Все в порядке.

Шейн поднял бровь, едва сдержав улыбку.

– Скажем так, – продолжала она, – мне гораздо ближе те люди, для которых любовь – не разменная монета. А отец счастлив, что я не верчусь вокруг, оценивая каждый его поступок...

– Думаю, что понял, – ~ улыбнулся Шейн. – Твоя сестра живет с тобой или здесь?

– Здесь. – Она помолчала, потом добавила, пожав плечами: – Ей несладко приходится с отцом, но она заключает с ним сделки. Мне нужно поблагодарить сестру за то, что она, по крайней мере, пытается сделать из него настоящего отца.

– А как насчет поиграть в Барби?

– О, – ответила Дарби с нежностью и теплотой. – Она для этого создана. Высший свет Вашингтона для нее дом родной. По-моему, Пеппер воспринимает это как игру.

Шейну показалось, что он заметил легкую дрожь в ее голосе. Он снова улыбнулся. Они оба были изгоями в привилегированном обществе, хотя и по совершенно разным причинам. Его бабка пыталась слепить из него бессердечного и жадного богача, а отец Дарби вместо настоящей женщины с настоящими чувствами хотел видеть ее послушной куклой. Они были действительно похожи друг на друга.