Правильная революция
Шрифт:
Монархия капитулировала без боя. С Февраля в России началась борьба двух революционных движений. Более того, на антисоветской стороне главная роль постепенно переходила от либералов к социалистам — меньшевикам и эсерам. И те, и другие были искренними марксистами и социалистами, с ними были Плеханов и Засулич. В это же надо наконец-то вдуматься! Они хотели социализма для России, только социализма по-западному, «правильного». А у нас народ был «неправильный».
В Грузии красногвардейцы социалистического правительства, возглавляемого членом ЦК РСДРП Жорданией, сразу начали расстреливать советские демонстрации. А позже лидер меньшевиков Аксельрод требовал «организации интернациональной социалистической
В России происходило параллельное развитие с начала XX века двух революций, стоящих на разных мировоззренческих основаниях. Но можно взглянуть и по-другому, со стороны меньшевиков-марксистов. Их взгляд враждебен советской революции, но он все же правильнее, чем официальная советская история. Они считали Октябрь событием реакционным — контрреволюцией. В этом они были верны букве марксизма, прямо исходили из указаний Маркса и Энгельса. В советское время марксизм «вульгаризировали» — всю антисоветчину из него выкинули. Тоже правильно сделали, для того момента, но перед перестройкой мы оказались беззащитными. Да и сегодня плаваем.
Так вот, меньшевики и эсеры считали Октябрь контрреволюционным переворотом (эсеры и объявили Советам гражданскую войну, а подполковник Каппель был их первым командиром — его теперь православные патриоты с воинскими почестями и хоругвями хоронят).
Ну пусть обзывают Октябрьскую революцию контрреволюцией, не будем обращать внимания. Важнее их анализ.
Николай Бердяев высказал в 1923 г. важную мысль: «Контрреволюцию, начинающую новую, пореволюционную эпоху, не могут сделать классы и партии, которым революция нанесла тяжелые удары и которые она вытеснила из первых мест жизни… Идейная контрреволюция должна быть направлена к созданию новой жизни, в которой прошлое и будущее соединяются в вечном, она должна быть направлена и против всякой реакции».
Буржуазно-либеральная революция (февраль 1917 г.) могла быть преодолена только «контрреволюцией Советов», но никак не силами, «революцией поражёнными» (монархистами и помещиками). Если представить себе, что монархисты взяли реванш у либералов, то это стало бы реакцией, задушившей Россию. Идя от Февраля назад, реакция не разорвала бы ни один из порочных кругов, в которые попала монархическая государственность. Подавить либеральную революцию могли только «силы, развившиеся внутри самой революции» — сплав Советов с большевиками. И эта сила была именно «направлена к созданию новой жизни и против всякой реакции». Вот великая заслуга Февраля — он сплавил Советы с большевиками.
Силы, пришедшие к власти в результате любой революции, если их не свергают достаточно быстро, успевают произвести перераспределение собственности, кадровые перестановки и обновление власти. Новая власть получает кредит доверия. А значит, уже через короткий промежуток времени контратака сходу оказывается невозможной, приходится готовить революцию, что гораздо сложнее. Это глубоко продумал Ленин. Он точно определил тот короткий временной промежуток, когда можно было сбросить буржуазное правительство без больших жертв.
Это надо было сделать на волне самой Февральской революции, пока не сложился новый государственный порядок, пока все было на распутье и люди находились в ситуации выбора. И когда угас оптимизм и надежды на то, что Февраль ответит на чаяния подавляющего большинства — крестьян. В этом смысле Октябрьская революция была тесно связана с Февральской и стала шедевром революционной мысли.
Трагедией было то, что такое «отрицание отрицания» привело к Гражданской войне. Не удалось оторвать меньшевиков и эсеров от кадетов, и слишком силен был в них революционный дух. Война «белых» против Советского государства не имела целью реставрировать Российскую империю в виде монархии. Это была «война Февраля с Октябрем» — столкновение двух революционных проектов.
Если представить себе, что масоны и буржуазия не успели подготовить свою революцию и советские силы сами одолели царизм, то никакой гражданской войны не было бы. Советская власть и царская в принципе не были антагонистами — сразу бы начали выполнять пятилетние планы, подготовленные царскими плановиками, и строить московское метро. Но именно поэтому и не удалось бы поднять солдат и крестьян на революцию против Российской империи. Прорваться можно было только «на плечах врага».
К сожалению, антисоветские силы многому научились у истории, им требовалось знание, а не приятные сказки. Теперь наша очередь учиться — в этом польза поражений. Поражение произошло на наших глазах.
В августе 1991 г., посредством сложных маневров и провокаций верхушка КПСС передала власть радикальной антисоветской группировке из рядов своей же номенклатуры, и та выполнила грязную и явно преступную часть работы по уничтожению СССР и Советского государства.
Но государство — не человек, оно умирает долго и трудно, и шестнадцать лет мы наблюдаем его агонию. Только во время этой агонии, через утраты и обретение памяти начинает ныне живущее поколение понемногу осознавать, что же это было за государство — советское. Начинает понимать, каким обществом это государство было рождено и на каких устоях держалось. Через смертельные удары по его уязвимым точкам мы начинаем различать, пока еще смутно, его строение, чувствовать его природу. Помогают убийцы и их консультанты.
Джеффри Сакс, профессиональный палач-реформатор многих национальных экономик, пошутил о советском хозяйстве: «Мы вскрыли грудную клетку больного, а оказалось, что у него другая, нам неизвестная анатомия». Врет киллер. Все они, вскрывавшие грудную клетку нашей страны, знали, куда воткнуть нож, — и он, с кучей советологов и эмигрантов всех волн, и «свои», с пеленок выращенные в обкомах и академиях. Знали нашу анатомию — знанием ненавистника и убийцы.
Советский строй возник в страшных родовых муках. Травмы остались в памяти — у кого-то пострадали близкие, кто-то был потрясен зрелищем чужих страданий. Потому и нашлось достаточно таких, кто бескорыстно и по доброй воле помогал словом и делом Ельцину с Чубайсом и Дж. Бушу с Джеффри Саксом. Кто-то из таких и сегодня радуется, но не могут даже и они не понимать, что «целились в коммунизм, а стреляли в Россию». Судя по всему, и целились-то в Россию, а о коммунизме говорили из приличий. Но не будем отнимать утешения у убийц бескорыстных. Пусть считают, что уничтожить Россию им пришлось, изгоняя из нее дьявола коммунизма. Будем говорить о целом.
Катастрофы — это жестокий эксперимент. В технике аварии и катастрофы — источник важнейшего знания. Что же говорить об обществе и стране, само рождение и жизнь которых покрыты многими слоями священных тайн и преданий. Именно когда рушатся под явными ударами эти сложные и хрупкие конструкции, на короткое время открывается глазу их истинное внутреннее строение, сокровенные достоинства и слабые точки. В этот момент можно многое понять — и о стране, и о себе.
Но этот миг очень короток. Все мы в момент катастрофы слишком потрясены и слишком заняты спасением или мародерством. А убийцы забрасывают нанесенные ими раны грязью, замазывают ложью, прячут улики. Да раны и сами затягиваются уродливыми рубцами и шрамами — ведь общество не погибает, израненный инвалид оживает и как-то должен вновь учиться говорить, передвигаться, добывать себе пищу. Поэтому очень ненадолго приоткрывается нам суть вещей, и мы обязаны сделать усилие и успеть добыть драгоценное знание, пока раны раскрыты. Это знание оплачено страданиями миллионов людей — можем ли мы дать ему пропасть, позволить его спрятать теневым жрецам преступного интернационала!