Правильный попаданец
Шрифт:
– Так понятно зачем: вас, легавых, хотел по носу щёлкнуть, - простодушно ответил Зайцев. – Чтобы, значит, позор на весь свет был.
– Ясно, - кивнул Смушко и бросил на меня задумчивый взгляд.
Ну да, если бы не просмотренные мной сводки и натренированная в оперском прошлом память, план лже-чекистов бы удался. Другим словом, кроме как повезло – ситуацию описать сложно.
– Так и запишем – хотели скомпрометировать органы советской власти, - Юркевич макнул перо в чернильницу и старательно зачиркал в протоколе допроса.
–
Я невольно улыбнулся, но разъяснять смысл термина не стал.
– Не берите в голову, Зайцев. Лишнего мы вам предъявлять не собираемся.
Бандит успокоено вздохнул. Юркевич умел убеждать одной только интонацией.
– Кстати, - как бы между прочим поинтересовался Юркевич, - откуда Левашов узнал, что мы арестовали Коваля?
– Тоже мне секрет, - фыркнул допрашиваемый. – Полгорода видели как вы его брали.
Лицо Смушко просветлело. Он явно боялся, что среди своих есть кто-то, кто работает на Левашова.
– Хорошо, это мы прояснили. Тогда ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос: удостоверения сотрудников ГПУ и мандат, где достали? – продолжил гнуть линию следователь.
Зайцев пожал плечами.
– Это вы у Трубки спросите, когда он очухается… Ну или если очухается, а то уж больно ваш человек дерётся крепко, - он перевёл взор, в котором не читалось ничего, кроме испуга, в мою сторону.
– Трубка-то очухается, - заверил Юркевич. – И мы обязательно его спросим. Но что мешает вам рассказать? Чем больше будете с нами сотрудничать, тем легче будет ваша участь.
– Да я бы рассказал, коли бы знал, - грустно улыбнулся Зайцев. – Только кто ж меня в известность в таких делах ставит. Меня для другого берут.
– Ну вот про это другое вы мне сейчас и поведаете, - вежливо наклонил голову Юркевич.
Послужной список у Зайцева оказался приличным, но я заметил, что он охотно сознаётся в ограблениях рядовых граждан, но как только речь заходит о государственной собственности, как его словно подменяли – куда-то исчезала словоохотливость, он даже начинал заикаться.
Сначала это вызвало у меня недоумение – откуда такая избирательность? Чего он так боится? Потом до меня дошло: в это время покушения на госимущество считались намного более серьёзными преступлениями, чем грабёж обывателей, пусть даже эти самые обыватели – граждане молодой советской республики.
Перекос, конечно, несправедливый, но их и в моё время тоже хватало, как и резонансных дел.
Выпотрошенного Зайцева отправили в камеру на отдых. Юркевич решил, что завтра снова возьмёт бандита в оборот и выжмет из него ещё больше.
Я покосился на окно: уже темнело, а ведь у меня с утра и маковой росинки во рту не было. Даже по госпиталю затосковал: там меня точно ждали еда и кров.
Голодный был не только я. По распоряжению Смушко нам троим со следователем принесли по миске каши и по стакану чая.
Если каша у меня зашла на ура, то чай вызвал странные чувства. Он как-то странно пах, да и на вкус тоже был так себе. Уж лучше бы тогда простого кипяточку.
Позже я узнал, что мы пили морковный чай, подслащенный сахарином.
Через час Смушко засобирался и ушёл, Юркевич убежал домой ещё раньше.
А мне вдруг стало тоскливо. Я сообразил, что просто не знаю, где живу!
Как-то закрутился и забыл поведать начальству «легенду» об амнезии, тот, глядишь, и просветил бы меня насчёт адреса.
Что делать? Да спать ложиться в кабинете. Чай не впервой на работе ночую. Утро вечера мудренее.
Я зашёл в кабинет и снова осмотрел скудную обстановку. Небогато «живёт» оперсостав…
Надо бы у завхоза при случае выцыганить какой-нибудь диванчик. Как ни крути, сегодня я ему подогнал царский подарок – сразу двух лошадей. Неужели он не пойдёт навстречу и не раздобудет под нужды оперсостава какую-нибудь мебель, на которой можно было бы вздремнуть при возможности.
Оно, конечно, официально не поощряется руководством, однако Смушко мужик вменяемый. Войдёт в положение.
И на чём мы сегодня будем ночевать? Столы отпадают – они слишком разные по высоте, если их составить вместе, и перепады весьма ощутимые.
На полу? Ну нет, хоть товарищ Быстров и молодой физически крепкий и здоровый парень, но и у него может в самое неподходящее время «прострелить» поясницу.
Тогда остаются стулья – выстрою их рядком, они почти одинаковые.
Решено, сплю на них. Оно, конечно, утром все бока себе отлежу, но за неимением гербовой…
Пошёл в коридор, чтобы навестить «фаянсового друга». Кстати, мужской клозет был вполне приличный, содержался в полном порядке. Как справедливо отмечал один из моих прошлых начальников: чистота начинается с туалета.
Ещё бы зубы почистить, но нет ни зубной щётки, ни порошка.
Когда возвращался из туалета, столкнулся в коридоре с уже знакомым матросом – он был в числе тех, кто утром конвоировал Коваля.
– А ты что тут делаешь? – удивился матрос. – Сегодня же я на ночь заступаю. Домой топай, братишка. Не хрен тебе тут шататься.
Ага, домой… Зашибись. Знать бы ещё, где эта улица и где этот дом.
Я задумчиво посмотрел на моряка. Может, узнать у него, где я живу? Вроде парень ничего. Немного разбитной, как многие мореманы, но…
Вместо ответа я пожал плечами:
– Да так, пока в госпитале валялся, накопились дела. Чтобы совсем не зашиться, привожу в порядок. Видимо, придётся тут заночевать. Домой уже поздно идти…
– А-а-а, - протянул матрос. – Ну тогда пойдём к нам, у меня тут лишняя шинель завалялась. Возьми – накроешься. Только утром верни – не зажиль. А то знаю я вашего брата - сухопутного!