Правило двух
Шрифт:
— Ваш вызов показался мне срочным, — ответил Джоан.
Он приготовился внимать, отказавшись от предложения сесть.
— Я должен поговорить с тобой, — с усталым вздохом произнес Фарфелла.
— Как друг, как учитель, или как представитель Совета джедаев?
— Все зависит от того, что ты мне скажешь, — как всегда дипломатично ответил Фарфелла. — До меня дошли слухи, что канцлер Валорум намерен подать прошение в Сенат на финансирование установки мемориала Хоту и джедаям, павшим на Руусане.
—
Фарфелла вздернул бровь.
— Так значит, ты не имеешь отношения к данному вопросу? Валорум сам пришел к подобной мысли?
— Я этого не говорил, — ответил рыцарь–джедай.
Как хорошо знали они с Валентайном, правда заключалась в том, что Валорум согласился подать заявку в знак признательности Джоану за спасение его жизни на Серенно.
— Как я и подозревал, — с очередным тяжким вздохом проронил мастер. — Совет джедаев не дал формального одобрения, Джоан. Предлагаемая затея видится им актом гордыни и высокомерия.
— Разве высокомерно чтить память тех, кто пожертвовал собой ради общего блага? — спокойно спросил Джоан.
Теперь он был рыцарем; тот падаван, что выходил из себя при малейшей провокации, давно почил с миром.
— Попытка построить мемориал, дабы почтить бывшего наставника, отдает душком тщеславия, — разъяснил Фарфелла. — Возвышая в чужих глазах человека, впервые обучавшего тебя, ты, в свою очередь, возвышаешь себя.
— Это не тщеславие, мастер, — терпеливо пояснил Джоан. — Мемориал на Руусане послужит напоминанием тому, как сотня человек по собственной воле пошла на верную смерть, чтобы вся Галактика могла жить в мире. Этот памятник станет символом, который вдохновит многих на благие дела.
— Джадаям не нужны символы для вдохновения, — напомнил Фарфелла.
— Но в них нуждается Республика, — парировал Джоан. — Символы дают силу идеям, обращаются к сердцам и умам обычных граждан, помогают реализовать абстрактные убеждения и ценности.
Памятник прославит победу на Руусане: победу, давшуюся не силой нашей армии, а ценой отваги, убеждений и самопожертвования Хота и всех тех, кто погиб вместе с ним. Он послужит ярким примером, направляющим граждан Республики в их помыслах и поступках.
— Как видно, склонность Валорума к пламенным речам передалась и тебе, — сказал Валентайн, печально улыбнувшись.
Похоже, он понял, что не сможет убедить Джоана изменить свое мнение.
— Именно вы решили прикрепить меня к Валоруму, — напомнил Джоан. — И за годы службы я многому научился.
Фарфелла поднялся с кресла и принялся мерить шагами комнату.
— Твои доводы весьма красноречивы, Джоан. Но ты, разумеется, понимаешь, что они не поколеблют мнения Совета джедаев.
— Настоящий вопрос вне полномочий Совета, — напомнил Джоан. — Если Сенат одобрит запрос Валорума, строительные работы на Руусане начнутся в течение месяца.
— Сенат никогда и ни в чем не откажет Валоруму, — отрезал Фарфелла. Он замер на середине шага и повернулся к Джоану лицом. — А какова твоя роль в этом проекте?
— Это решение также на совести Сената, — уклончиво ответил Джоан. Но через мгновение смягчился и рассказал Фарфелле правду: — Канцлер согласился на будущие дипломатические миссии брать полный состав охраны, чтобы я мог полететь на Руусан и надзирать за сооружением мемориала.
Фарфелла вздохнул и снова сел в кресло.
— Я понимаю твои мотивы, Джоан. И хотя я не вполне их одобряю, ни я, ни Совет джедаев, не встанем у тебя на пути. — Через мгновение он добавил: — Сомневаюсь, что теперь мы тебя остановим, даже если и попытаемся.
— Временами я бываю очень упрям, — ответил рыцарь–джедай с едва заметной улыбкой.
— Совсем как Хот, — заметил Фарфелла.
Джоан решил принять его слова за комплимент.
— Отец мой умер, когда я был еще ребенком, — говорил Хеттон так тихо, что Занна с трудом разбирала его слова за стуком каблуков по отполированному до блеска мраморному полу. — Обремененная обязательствами новой главы нашего дома, мать предоставила мое воспитание слугам. Те прознали о моих особых талантах за много лет до того, как слух об этом достиг ушей моей матери.
— Наверное, они не рассказывали ей, боясь наказания, — предположила Занна.
Они с Хеттоном остались наедине. После представления в тронном зале, глава движения сепаратистов настойчиво предложил ей взглянуть на его обширную коллекцию ситских манускриптов и артефактов, расположенную в дальнем конце огромного особняка. Помимо прочего, он настоял на отсутствии вооруженной охраны. Чтобы скрасить время в прогулке по бесконечным, на первый взгляд, коридорам и залам особняка, Хеттон решил поведать Занне историю собственной жизни.
— Мать моя была сильной и опасной женщиной, — признался Хеттон. — Быть может, слуги и побаивались ее. Но каковы бы ни были причины, мне стукнуло уже за двадцать, когда она узнала о моем с Силой родстве.
— И как она отреагировала?
— В моих талантах она узрела инструмент, надобный для увеличения благосостояния нашего дома. Стоит упомянуть, что в этом вопросе ее не интересовали ни джедаи, ни даже ситы, однако, она желала найти кого–то, кто мог бы помочь мне отточить мои способности.