Правитель Аляски
Шрифт:
За тем проливом и лежали селения, обращённые из чувства мести в огонь...
Сандвичевы острова,
19 июня 1804 года
К острову Кауаи подходили ранним утром, и, когда ветер разогнал туманную дымку, капитан «Невы» Юрий Фёдорович Лисянский увидел, что к северо-западу по курсу корабля расположена небольшая бухта. К ней и направили свой путь.
Из бухты, по берегам которой выступали средь пышной зелени крытые травой и листьями хижины туземцев, к ним уже спешило несколько лодок, и Лисянский на всякий случай приказал мичману Василию Верху строго следить, чтоб ни одна из местных красоток не залезла на палубу.
Вместе с кораблём «Надежда», которым командовал Иван Фёдорович Крузенштерн, «Нева» почти год находилась в первом русском кругосветном путешествии. Несколько дней назад, у острова Гавайи, корабли расстались. «Надежда» пошла к побережью Камчатки, чтобы, оставив там груз для Российско-Американской компании, проследовать далее в Японию для осуществления дипломатической миссии в эту страну первого российского посланника — действительного статского советника, камергера Николая
Петровича Резанова. «Нева» же, как было согласовано между капитанами, должна была запастись на Сандвичевых островах провизией и затем идти к российским колониям на северо-западном побережье Америки. Условились вновь встретиться на следующий год в китайском порту Макао недалеко от Кантона.
Мичман Василий Берх собирался самым серьёзным образом исполнить поручение капитана относительно охраны моральных устоев экипажа и подрядил себе в подмогу двух матросов, чтобы те отгоняли девиц от корабля. Но когда лодки туземцев приблизились к судну, мичман с разочарованием увидел, что в них приплыли лишь мужчины — с целью, видимо, обычного обмена товарами. С борта судна спустили пару верёвок и дали знак островитянам, что те могут привязать к верёвкам свои товары. От нечего делать мичман Берх присоединился к офицерам, занятым обменными операциями, и на его долю досталось туземное копьё с железным наконечником. Поднятое наверх роскошное опахало из разноцветных перьев тропических птиц, с искусно вырезанной рукояткой, было по праву старшинства уступлено капитану Лисянскому. За время плавания капитан собрал неплохую коллекцию оружия и утвари разных народов — он имел теперь предметы и с Канарских, и с Маркизских островов, с острова Пасхи и с небольших островков близ побережья Бразилии.
— Замечательное опахало! — не удержался от восхищения Берх.
— Н-да, — согласился Лисянский, небрежно обмахивая себя перьями, — неплохой образчик туземного искусства. — И напомнил о своём поручении: — Как обстановка, мичман?
— Женщин, Юрий Фёдорович, не видать, — отрапортовал Берх.
— Это радует, — сказал Лисянский, — но не теряйте бдительности, продолжайте наблюдение.
— Слушаюсь! — вытянулся в струну Василий.
Демонстрируя исполнительность, он взял в руки зрительную трубу, повёл влево, повёл вправо — и вот она, искомая цель: в полумиле от корабля показалась меж невысоких волн темноволосая голова, а вскоре, когда отважная пловчиха легла на спину и, неторопливо работая руками, стала приближаться к кораблю, окуляр трубы позволил увидеть, как ритмично поднимаются над водой невысокие холмики обнажённых грудей. Сейчас мичман Берх уже искренне хотел, чтобы возникшая из волн наяда подплыла ближе — это давало возможность рассмотреть её внимательнее и одновременно проявить на глазах у капитана своё служебное рвение.
Между тем островитянка вновь повернулась на живот, взглянула на корабль и равнодушно поплыла в сторону. Движения её были поразительно плавными, даже, казалось, небрежно-ленивыми, тем не менее она плыла, как отметил Берх, с отменной скоростью.
Чуть позже Берх приметил, что одинокую пловчиху сопровождает каноэ, и сейчас они сближались. Мускулистый гребец нагнулся и, протянув руку женщине, помог забраться в лодку. Оба выпрямились в полный рост, и Берх поневоле залюбовался этой парой. Мужчина, с широкими плечами и узким тазом, отличался сложением атлета. Женщина была стройной, с мягко округлыми бёдрами и короткой причёской.
Он не без сожаления оторвал от глаз трубу, привлечённый странным звуком, раздавшимся поблизости. К ним подходила со стороны берега ещё одна лодка, в которой сидело пятеро нарядно одетых островитян. Передний гребец, отложив весло, трубил в большую раковину. Такие же раковины, служившие своего рода музыкальными инструментами при разного рода торжественных церемониях, Берх уже видел ранее на острове Нукигава, где они стояли вместе с «Надеждой».
С борта «Невы» спустили трап, и на палубу поднялся высокий и весьма дородный человек в лёгком, похожем на плащ одеянии, достигавшем колен. С его ушей свисали медные серьги.
— Король Каумуалии, — с достоинством представился он на английском и сразу шагнул с протянутой рукой к выделявшемуся пышностью своего мундира Лисянскому, безошибочно определив в нём командира.
Судя по манерам короля, он неоднократно общался с зарубежными капитанами. На вид ему было не более тридцати лет.
Отойдя с капитаном в сторону, Каумуалии сразу начал выспрашивать: что это за корабль, куда следует, с какой целью прибыл в его владения на остров Кауаи. Узнав, что это русский корабль, король тотчас радостно сообщил, что слышал от американцев о великой России и о русских, обосновавшихся на северных берегах Америки, и очень рад лично познакомиться с первым русским капитаном, посетившим его остров. И если русским морякам нужны продукты, он предоставит им всё необходимое. Он не раз снабжал съестными припасами заходивших к нему английских и американских капитанов.
Король что-то сказал на своём языке одному из спутников, и тот протянул Лисянскому несколько написанных на английском бумаг. Бегло просмотрев их, Лисянский убедился, что это своего рода квитанции, подтверждающие приобретение провизии у короля Каумуалии. Он показал бумаги лейтенанту Арбузову и мичману Берху.
— У короля Каумуалии, оказывается, есть некоторый опыт торговли с приходящими кораблями. — И, возвращая квитанции королю, счёл нужным дружески порекомендовать: — Вы бы имели неплохие доходы, ваше величество, если бы европейцы не боялись регулярно навещать ваш остров, как они навещают Гавайи. Властитель Гавайи король Камеамеа заслужил их полное доверие. Я слышал, что к нему ежегодно заходит до полутора десятков кораблей, снабжающих Камеамеа товарами со всего света.
Это оказалось дипломатической оплошкой.
— Но кто же вам сказал, — насупился король, — что на моём острове европейцы могут подвергаться опасности? Я мирный человек и не хочу никого обижать. Я знаю, это приближённые Камеамеа распространяют обо мне всякие небылицы. Это они не хотят, чтобы я устанавливал связи с другими державами. Это они изображают меня кровавым злодеем, хотя на самом деле на этих островах злодей только один, и имя его — Камеамеа. Он предал жестокой смерти всех других королей, которые сопротивлялись ему: одних сбрасывал в пропасти, других приказывал кидать в жерла вулканов. — На глазах Каумуалии сверкнули неподдельные слёзы. — Я боюсь его, — искренне заключил он и тут же спросил: — Вы встречались с Камеамеа?
Несколько обескураженный собственным промахом, Лисянский уловил плохо скрытую настороженность, с какой был задан вопрос. Советник короля Камеамеа англичанин Джон Янг, с которым довелось увидеться на острове Гавайи, уже посвятил его в непростые отношения между двумя королями. Янг рассказывал, что великий воин Камеамеа подчинил своей власти львиную долю Сандвичевых островов. Разбив соперников на своей родине, острове Гавайи, Камеамеа совершил затем военные походы на острова Мауи и Оаху и в кровавых сражениях сломил сопротивление местных вождей. Теперь у него остался лишь один противник — владыка северных островов Кауаи и Ниихау король Каумуалии, и Камеамеа собирался дать ему решительный бой.