Правитель империи
Шрифт:
— Значит, план прежний: выпить — и в «Ройял». Возражений нет? Тогда что будете пить, господа? — Виктор уже доставал из бара бутылки, рюмки. Раджан отправился на кухню за соками и содовой. Раттак молчал, подозрительно рассматривая новенький магнитофон. Наконец, все трое уселись в кресла, закурили. Виктор взялся за горлышко пузатой матовой бутылки:
— «Наполеон»?
— Славный коньяк! — одобрительно прогудел Раттак.
— Императорский, — слабо улыбнулся Раджан. Однажды у Виктора он имел неосторожность выпить почти полбутылки этой огненной жидкости — потом целый день провалялся в
— За что выпьем, господин Раттак? — спросил Виктор.
— По мне, самый лучший тост — никакого тоста!
Раттак громко захохотал, обнажив крупные желтые зубы заядлого курильщика.
«Боится, что я предложу обычный тост „агентов Москвы“: „За мир и дружбу“», — подумал Виктор. Вслух предложил:
— За объективных и честных газетчиков!
Раттак вежливо хихикнул. Залпом выпил. Сам себе налил. Снова выпил залпом. Раджан тянул по капле.
«Психологию национальную учитывает, козел! — весело подумал Виктор. Небось, с западниками цедит тот же коньячишко по унции в час. А с русским фужерами. По монастырю и служба. Ну-ну, Раттак, валяй. Ловчи дальше». Спросил:
— А теперь за что?
— За большевиков! — Раттак опять громко захохотал.
Виктор молчал.
— Ведь им принадлежит пальма первенства во всем, — продолжал Раттак. — Они запустили спутник. Они разгромили Гитлера. Они совершили революцию. Они же сотворили и хаос. Американцы — «Эмпайр стейт билдинг». Англичане — железную дорогу. Ной — ковчег. Большевики — хаос. Ха-ха-ха!..
— Что верно, то верно, — отвечал со злой веселостью Виктор. — Была и революция. И победа была. И спутники. А вот Великий хаос двадцать девятого-тридцать третьего годов и многие ему подобные — это уже из другой оперы — из классической западной оперы, в которой участвуют сотни миллионов голодных статистов! Выпьем за то, чтобы никогда процветание одиночек не строилось на несчастьи целых народов.
Лохматый каламбурист поморщился. Но выпил.
— Вы читали сегодняшний номер «Индепендент геральд»? спросил Раттака Виктор.
— Не люблю читать издания, которые дышат на ладан. Извините, но это так, Раджан-джи. Эта газета умрет вместе с Маяком. А он далеко уже не мальчик. К тому же страдает комплексом неполноценности. «Неполноценный, видите ли, — социализм в Индии строим…»
— Маяк — один из немногих, кто действительно стоит за социалистические преобразования в индийском обществе, — неожиданно резко возразил Раджан.
На мгновенье Раттак опешил. От Раджана он, видимо, такого не ожидал. Затем выкрикнул:
— Демагог он, твой Маяк! Демагог вы-сше-го ка-ли-бра!
— А Неру? Разве не то же говорит ваш премьер-министр? осторожно спросил Виктор.
— Ну, Неру — это еще далеко не Индия! — огрызнулся раттак.
«Это уж точно, — подумал Виктор. — По Раттаку, Индия это монополии, концерны, тресты, банки. И земельные магнаты. И твердый курс на Запад. Во всем. До конца. Для таких Киплинг безнадежно устарел. Восток, переиначенный на их манер, должен во что бы то ни стало сойтись с их Западом!.. А выпил господин Раттак уже прилично. Даже белки глаз покраснели. Пожалуй, самое время ошарашить его вежливым вопросиком».
— Неужели вы действительно верите в призыв к «рабскому труду»? Виктор отпил глоток, поставил рюмку на стол.
— Какой «рабский труд»? — Раттак недоуменно смотрел Виктору прямо в глаза.
— Ну, тот, к которому якобы так настойчиво призывал советский посол Бенедиктов, — вступил в игру Раджан.
— Ах, вот что! — Раттак широко заулыбался. — Во-первых, я полагал, мы собрались, чтобы побеседовать о девочках…
Он встал, подошел к стене, долго рассматривал репродукцию с герасимовского полотна «В бане», бормоча что-то одобрительно себе под нос. Потом вдруг выключил магнитофон — даже выдернул штепсель из розетки.
— Во-вторых, — усаживаясь в кресло, проговорил он, — если призыва якобы не было, то почему бы в любой газете, хотя бы и в «Индепендент геральд», не поместить опровержение?
— От имени посольства? — спросил Виктор, разглядывая на свет напиток в своей рюмке.
— Разумеется. В таком случае «Хир энд дер» от дальнейших выступлений по этому поводу воздержалась бы.
— Не слишком ли это… — вспылив, Виктор никак не мог подобрать нужное слово. — Не слишком ли это несолидно для посольства великой державы?
— Ха! Как вы сказали? «Несолидно»?! Ха-ха! Со мной судятся монархи и премьеры, уважаемый господин пресс-атташе!
— Господин Раттак, — примирительно заметил Раджан, — а если спуститься на землю?
— Я на земле. Я очень даже на земле, любезный Раджан-джи, добродушно усмехнулся Раттак. И повернулся к Виктору: — Ну, а вы, чего бы вы, собственно, хотели?
— Я бы хотел, уважаемый господин Раттак… мне казалось, что если бы вы сами опубликовали в своей газете опровержение…
— Никогда! ни за что на свете! — решительно воскликнул Раттак. — Даже если бы вы предложили мне тысячу, десять, сто тысяч рупий. Слышите? — И вид у него был такой, словно Виктор уже протянул ему чек на эту сумму, а он не желает этот чек даже видеть. — Я потеряю доверие читателей. Доброе имя, которое мои предки и я создавали с таким трудом. Нет и нет!
«Пустой номер. С самого начала было ясно, — тоскливо думал Виктор. Еще хорошо, если только этим дело и кончится. Ведь от него чего хочешь можно ждать. Возьмет и тиснет у себя в газете фельетон о нашей сегодняшней встрече…»
«Ничего у Виктора не выйдет, — отметил про себя Раджан. — Раттак получил за заметку доллары. Сполна. Конечно, очень соблазнительно получить и за публикацию заметки и за опровержение на нее. Но даже и для такой свиньи, как он, это чересчур грязно».
— И последнее, — сказал Раттак. — Уж очень несимпатичен мне этот ваш Бенедиктов. Занес меня в какие-то свои черные списки. На ваши приемы не приглашают. На пресс-конференции тем более…
— Ну, это дело поправимое, — сказал Виктор.
Раттак, разливая коньяк по рюмкам, в ответ улыбнулся, словно хотел сказать: «Что ж, вот тогда и поговорим»…
— Выпьем за мужское братство, — произнес он возвышенно и прочувствованно.
Через полчаса Картенев, Раджан и Раттак сели в шоколадный «крайслер» и помчались в ресторан. Раттак был заметно навеселе, но руль держал твердо. В «Ройяле» стоял прохладный полумрак. Пока они осматривались, к ним рысцою направился владелец ресторана, румяный француз с фатоватыми усиками.