Правитель империи
Шрифт:
Парсел отчужденно посмотрел на Дайлинга и молча вышел из комнаты вместе с Рейчел.
Глава 19
Прием
Семен Гаврилович Раздеев любил — даже считал своим долгом — по вечерам навещать подчиненных. Изредка, разумеется. Забота о ближних. Знакомство с их бытом. Начальство должно быть в курсе.
Он приходил без приглашений. Уверенный, что ему всегда будут рады. Входил без стука. Уже войдя, спрашивал громко: «В доме есть кто?» Иногда брал с собой жену.
Виктора Картенева Раздеев считал объектом своей особой заботы. Парень молодой. без жены. Оступиться — раз плюнуть. Кроме того, оступится Картенев, а спросят с него, с Раздеева. не обеспечили, товарищ Раздеев. Не оправдали возложенного.
В этот раз на традиционный вопрос Раздеева квартира Виктора ответила молчанием. Семен Гаврилович заглянул во все закоулки, на кухню. Пусто. Чем бы заняться? Раздеев подошел к этажерке. Книги были все серьезные, толстые. На нижней полке лежала красная сафьяновая папка. В нее вставлен новый блокнот. Первые листы исписаны. Чернила свежие. Вероятно, письмо домой. Ну-ка, ну-ка, что пишет домой наш дорогой пресс-атташе?..
Дневник Картенева (как его читает Раздеев):
«… Интересно ли проходят приемы в нашем посольстве? Попытаюсь описать самый свежий в памяти. Он — в честь отъезда одного из советников и прибытия его сменщика.
Пока прием не начался (да и в ходе и его, и после), больше всех суетится и хлопочет завхоз посольства, неутомимый и вездесущий Иван Михайлович Гарбуз. Ведь надо и зал для приемов подготовить, и в ресторане сделать заказ, и виски, коньяк, вина, водку рассчитать, и официантов проинструктировать. А ему это нелегко — образование неполное среднее, английский не знает, — когда-то немецкий учил, но кроме „Вир фарен нах Анапа“ и „Анна унд Марта баден“ ничего не помнит».
На письмо не похоже. Скорее, дневник. А, может быть, где-то тут же лежат и более ранние записи?
На этажерке других папок или тетрадей не было.
Что ж, посмотрим дальше…
«Но вот все готово. Все на своих местах. Без одной минуты семь появляется Бенедиктов и становится на площадке между входом в здание и залом. Он, как обычно, элегантен, — сегодня у него какая-то особенная булавка в галстуке, чуть ли не бриллиантовая. Мол, знай наших. Когда надо, мы можем и умеем вот так. А на лице выражение иное: „Все равно, когда наше время придет окончательно и повсеместно, мы из золота нужники понастроим, ни на что иное оно больше годится не будет“…
Рядом с Бенедиктовым — старый и новый советники. Посол постоит, встречая гостей, минут пять-десять и пойдет на прием — работать. А им стоять все два часа, пожимать руки входящим и выходящим, улыбаться и провожать тоскливыми взглядами официантов, несущих в зал полные подносы.
Теперь гость повалил косяком: дипломаты, журналисты, члены парламента, правительственные чиновники, актеры, писатели, торговцы, фабриканты. Блицы фотокорреспондентов вспыхивают непрестанно.
Через пятнадцать минут зал — сплошной гудящий улей.
… Вон в углу торгпред Семин о чем-то говорит с невысокого роста сухоньким, пожилым индийцем. Это Маяк, главный редактор „Индепендент геральд“. Семин нервничает — в сегодняшнем номере этой газеты опубликована заметка о якобы неудовлетворительном ходе выполнения советско-индийского торгового соглашения. Правда, эта информация пришла из лондонского бюро агентства Рейтер, но ведь опубликовала-то ее „Индепендент геральд“. Между Семиным и Маяком происходит сейчас примерно такой разговор:
— Господин Маяк, рейтер дезинформировал вас, а вы — сотни тысяч своих читателей.
— Господин Семин, я, в данном случае — инстанция передающая. Если я буду перепроверять все, что получаю от Рейтер, Франс Пресс или Ассошиэйтед Пресс, то из газеты превращу „Индепендент геральд“ в бюро по проверке.
— А у вас что же — идет только информация западных агентств?
— Я и рад бы давать вашу, но она постоянно запаздывает…
В это время к ним подходит другой индиец — Шанкар, редактор юмористического еженедельника. Подвижной, весело улыбающийся, он делает правой рукой такое движение, словно собирается боксировать с Семиным. Минута — и все трое смеются какой-то шутке Шанкара.
Бенедиктов, взяв под руку заместителя председателя Нижней Палаты парламента Индии, беседует с ним, дружелюбно улыбается.
— Господин заместитель председателя, — говорит Бенедиктов. — Сегодня Москва запросила точную дату приезда индийской парламентской делегации, которую вы возглавляете. Надеюсь, все остается так, как было указано в вашем письме?
— Да, ваше превосходительство, конечно. Скажите, а как погода сейчас, подходящая для вояжа?
— Лучше и быть не может!
Через пять минут Бенедиктов уже сидит на низеньком диванчике в круглой комнате, примыкающей к залу, с директором департамента социалистических стран МИДа Индии. В этой комнате тишина, прохладнее, меньше людей.
— Вы не знаете, — спрашивает Бенедиктов, — готова ли программа празднеств в Бхилаи?
— Готова. Сегодня премьер ее утвердил. Видимо, завтра вы ее получите, ваше превосходительство. Кстати, премьер собирается выступить там с большой речью на митинге.
— Да, — рассеянно отвечает Бенедиктов. И, помолчав, говорит: — неделю назад мы послали ноту протеста. За последнее время орган ЮСИСа „Американский хроникер“ допускает открытые выпады против моей страны. Намерен ли МИД что-либо предпринять?
— МИДу трудно предпринять что-либо в этом деле. Ваш журнал тоже не жалует США. От них поступил аналогичный протест…