Правитель империи
Шрифт:
Джерри с удовольствием наблюдал за произведенным эффектом. Зачем он попросил Беатрису пригласить этих русских? От ЦРУ он получил информацию, что пресс-атташе Картенев весьма и весьма активен. Кроме того, он знаком с Беатрисой. Господи, одного этого было достаточно, чтобы Джерри захотел лично взглянуть на Виктора Картенева. В русском посольстве в Вашингтоне он бывал почти ежегодно на приеме в честь большевистской революции. Пропускал этот прием лишь когда бывал в ноябре за границей. Однако на дипломатических раутах он любил как следует выпить и основательно закусить. Разговоры там обычно бывают отрывочные, клочковатые. Собеседники пожилые, обстоятельные, голодные до
— А один мой знакомый жил, знаете ли, в «Метрополе», работал по контракту, — Джерри закрыл глаза, нюхал свой мартини. — От безработицы к вам в тридцатые годы сбежал. Страшная вещь — безработица, упаси Господи. Не так ли, мистер Картенев?
— Конечно, — согласился Виктор. — Я знаю о ней лишь из нашей истории.
— И из практики Запада, — подсказал Джерри.
— Да, — согласно теории Маркса, капитализм немыслим без безработицы. Вот сейчас в Штатах десять миллионов безработных? Двенадцать? Пятнадцать?
Кивая в знак согласия, Джерри думал, со сколькими людьми в посольстве пришлось Картеневу согласовывать свою встречу с «этой акулой Уолл-Стрита Парселом». И какой подробный еще придется писать отчет. Что ж поделать, неизбежная рутина.
— Вы, я надеюсь, знаете, что в Советском Союзе уже много лет существует скрытая безработица? — небрежно спросил Джерри. — И что она исчисляется миллионами человек?
— Это выдумки вашей пропаганды, советологов! — воскликнул Виктор.
— Возможно, — спокойно заметил Джерри.
— Это так, — горячо настаивал Картенев. — Везде и всюду вы увидите объявления «Требуются, требуются, требуются…».
— Допустим, допустим, — вновь согласился Парсел. — Хотя я имел в виду несколько другое. Ладно. Ну, а как вы смотрите на тенденции сепаратизма, которые с течением времени заметно развиваются во всех ваших союзных республиках, кроме России, разумеется?
— Я убежден, что вы выдаете желаемое за действительное. Во время войны немцы делали расчет примерно на то же. И просчитались.
— Скажите, о вашему мнению, возможен ли был бы у вас Уотергейт? Джерри сменил тему. — Я имею в виду исход дела.
— Уверен, у нас невозможна была бы организация подобного подслушивания. По чисто этическим соображениям, — твердо сказал Виктор. «Нет, он не ханжа. И не лжец, — решил Джерри. Он просто фанатик. И меня боится. И записи разговора боится. Что же, это его право».
— Обычно отцы брюзжат в адрес детей, — словно обращаясь к самому себе, проговорил Джерри. И, повернувшись к Виктору: — Сегодняшние юноши и девушки, они пойдут умирать за красное знамя, за серп и молот, как их деды, отцы, старшие братья?
— Эти же вопросы иногда возникают и в нашей печати, заговорил после довольно большой паузы Виктор. — Вы — иностранец, для меня из ваших уст подобное звучит естественно. Когда же такое сомнение высказывают соотечественники, я возмущаюсь до глубины души. Поводом для сомнения бывает, как правило, поведение выродка. Но ведь земля наша держится многие века не на выродках. Нет!
Когда сели за стол, Джерри, провозгласив тост за гостей, спросил, глядя то на Аню, то на Виктора: «Вы могли бы, видимо, не ехать в Соединенные Штаты? Но приехали. Зачем?» «Я переведу предельно точный вопрос моего папы, — вмешалась Беатриса. — В чем вы видите здесь свою миссию?» «Из тебя выйдет со временем неплохой посол США», — усмехнулся Джерри. «Нам мечталось посмотреть на Америку изнутри, — сказала Аня. — Ваша страна потрясающе интересна!» «Это верно, — согласился с женой Виктор. — Но главное все же в другом. Я очень хочу, чтобы наши страны ладили. И я мечтаю, мы мечтаем внести свою — пусть малую — лепту в это нужное всем американцам и советским людям дело». «Наивные мечтатели, — спокойно потягивая мартини, думал Джерри. — Если бы от вас что-то зависело. Если бы от вас хоть что-то зависело…»
Последний вопрос, который Парсел запомнил, задала гостю Беатриса. Передавая ему коньячную рюмку, она спросила: «В чем, по-вашему, счастье жизни? Вашей жене я уже задавала аналогичный вопрос». «Вы знаете как Маркс ответил на этот вопрос?» «Нннет». «В борьбе». «Вы такой правоверный марксист?». «Творческий, мисс Парсел. Я вижу счастье в борьбе и любви». «Браво, мистер Картенев! — воскликнул Джерри. — Браво!..»
Утром, в понедельник, когда Виктор выносил из коттеджа чемоданы, чтобы уложить их в багажник машины, появились Эрнест, Ивон и Джудит. Они подошли к машине молча, тихо поздоровались, и так и стояли, не говоря ни слова, пока Виктор и Аня не уселись в понтиак. Окна были раскрыты, Эрнест подошел к дверце водителя, девушки — к Картеневой.
— Вице-ректор просил меня передать вам его извинения, говорил полусонный Эрнест. — Он не сможет прийти попрощаться с вами, но желает вам доброго пути и искренно благодарит за то, что вы смогли к нам приехать. От себя добавлю, что студентам весьма понравилось ваше выступление.
Виктор протянул руку, Эрнест вяло ее пожал. Ивон в то же время говорила какие-то банальные слова благодарности, когда, не дождавшись, пока она закончит фразу, Джудит наклонилась к Ане и поцеловала ее.
— Нам так о многом хотелось бы с вами поговорить, — сказала Джудит. — Когда я буду в Вашингтоне, я хочу обязательно вам позвонить. Можно?
— И позвонить, и прийти к нам в гости! — сказала Аня, тронутая порывом девушки, и внезапно почувствовала, как на глазах закипает прощальная слеза.
Она все еще махала рукой девушка и Эрнесту, а Виктор уже медленно выезжал из кэмпуса на хайвей. Никто им навстречу не попался, стояла сонная тишина, и даже птицы, обычно весело перекликавшиеся разноголосыми трелями по утрам, пели, казалось, с трудом превозмогая дремоту. Когда они были почти на вершине холма, Аня обернулась, посмотрела в заднее окно. Университетских зданий уже не было видно. В лучах утреннего нежаркого солнца где-то внизу в нежно-сиреневой дымке зеленели уютные рощицы, да, рассекая их, причудливым изгибом темнела медленная, словно застывшая река.
В половине двенадцатого Картеневы подъехали к тому месту, где их должен был встречать Бенджамин Девис. Это был один из многочисленных боковых въездов в кэмпус популярного чикагского технического колледжа. Здесь начиналась тенистая аллея многолетних лиственниц, под которыми разместились два-три неприхотливых деревянных столика со скамейками. «Подождем, — сказал Виктор Ане, опускаясь на одну из них. — риканцы, обычно, точны». Аня открыла дверцу, но из машины не вышла. Сидела, откинув голову, прикрыв глаза широкой розовой панамой. Неожиданно пронзительно завыла сирена и к понтиаку подкатили два полицейских мотоцикла. Один заехал спереди, другой — сзади. Полицейские посмотрели на номера и, не сказав ни слова, удалились по аллее к колледжу.